Виктор Точинов - Пятиозерье

«Чубайса не видела?» — прочитала Вера на замызганной осьмушке плотной бумаги.

Она демонстративно сморщила нос, показывая свое отношение к поддавшим с утра гражданам. И заговорила с нарочитым кавказским акцентом — актриса из поварихи была никакая, но пересказывая однажды кому-то анекдот, она заметила, как передернуло случайно оказавшегося рядом Степаныча от ее псевдо-грузинского, требовавшегося по сюжету, говора. И с тех пор обращалась к нему только так.

— Нэ выдэла. И нэ увыжу. Уволил тэба Горловой, гэнацвалэ. Вон приказ на доскэ висыт. А Чубаса Рыжая утром в город увэзла, усыплат будут — Горловой сказал, нечего тут антисанитарию разводить, вот!

Конец тирады Вера проговорила уже нормальным голосом, осененная неожиданной и блестящей идеей: напугать как следует Степаныча, влюбленного в своего идиотского кота. Выходившие после завтрака вожатые жаловались, что нигде не могут найти пропавшую с самого утра Рыжую, — ну так пускай этот немой пропойца тоже побегает и подергается...

Степаныч не доставил ей удовольствия проследить за эффектом от сообщения. Круто развернулся и торопливо направился к доске приказов и объявлений, что висела на стене административного корпуса. Твердости в походке заметно прибавилось.

Датированный вчерашним числом приказ не блистал красотами стиля: «за неоднократные нарушения трудовой дисциплины», «распитие спиртных напитков на рабочем месте», «уволить согласно статьи 33-2 КЗОТ РФ», «освободить в течение суток занимаемую служебную жилплощадь»... И размашистая, от края до края страницы, роспись Горлового — в одном месте перо вспороло бумагу рваным шрамом.

Глядя, как ссутулившийся сильнее обычного Степаныч побрел в сторону своей каморки, Вера ощутила некое радостное чувство восторжествовавшей справедливости — в ее глазах он сейчас расплачивался за все грехи всех пьющих мужиков. Не будучи особо верующей, она была твердо убеждена в необходимости воздаяния каждому по делам его...

А Степаныч отнесся к приказу Горлового достаточно равнодушно, как к неприятному, но закономерному и ожидаемому событию. Гораздо больше его тревожило исчезновение Чубайса, который не показывался уже второй день. Дурной шутке поварихи про Рыжую и ветеринара он не поверил, но какая-то заноза в мозгу осталась — Степаныч решил на всякий случай поинтересоваться, действительно ли Астраханцева поехала сегодня в город.

10 августа, 11:04, лес

Они отбежали примерно на километр от штаба «Варяга» — не понимая, куда бегут и зачем. Мелькавший впереди камуфляж Ослика все реже появлялся между деревьями — и исчез окончательно.

— Смылся, гнида, — констатировал Миха.

Слон равнодушно пожал плечами. По большому счету, ему было наплевать на исчезновение Димки. Гораздо больше Слона интересовало то, о чем троица по какому-то молчаливому согласию не заговаривала. А именно: что же произошло между Дронтом и пленным «бриганом» Федей?

Дронт съехал с катушек, дураку ясно. И, по меньшей мере, искалечил паренька. Ни малейшей жалости к «брнгану» Слон не испытывал, но... По-другому надо мстить гадам. Как надо, он не совсем ясно себе представлял. Но не просто излупить до полусмерти связанного чмошника, это точно. — Ну и что теперь? — поинтересовался Укроп. — Так и будем шататься по лесу? Небось, «бриганов» всех тоже в лагерь загнали... Может, ну его всё на хрен? Вернемся в корпус и скажем, что заблудились... До обеда в картишки перекинемся.

Он перевел вопросительный взгляд с Михи на Слона. Обычно решения в их маленькой компании принимал Дронт, и Укроп подсознательно искал способного заменить его лидера.

Слон вновь пожал плечами, столь же равнодушно. В карты он не играл, но и «Зарница» теперь казалась ему пустым занятием. Слону было все равно.

Миха неожиданно обнаружил, что решать придется ему. Но решить ничего не успел. Троица вышла на небольшую полянку, отделенную густым кустарником от лесной дороги.

На полянке стоял легковой автомобиль.

Возле него лежали трупы.

И оружие.

10 августа, 11:08, Солиечноборск, ЦРБ

Светлане Игоревне Поллак не хотелось выглядеть сумасшедшей. Пусть даже в глазах Доктора Пробиркина — который, конечно, никому никогда ничего не расскажет.

— Скажи, Сережа... — Она замялась, не зная, как сформулировать тревожащий ее вопрос.

И зашла издалека:

— Вот ты пишешь рассказы про всякую чертовщину... Ты сам веришь в это?

Пробиркин задумчиво посмотрел на Свету. Побарабанил пальцами по свежему гипсу. Характерным жестом запустил руку в лохматую шевелюру. Отвечать не торопился.

...Диагноз Нины Викторовны подтвердился — закрытый перелом голени. Ничего, в общем, страшного. Доктор быстро освоил костыли, бодро ковылял по палате, и строил планы вернуться в лагерь денька через три. Он рассчитывал продолжить карьеру плаврука и в гипсе — все равно в разгар сезона замену не найти. Зато вечная угроза — День Нептуна — не висела больше над головой...

— Не знаю, — сказал наконец Пробиркин. — Я сначала, как бы... ну, в общем, несерьезно всё казалось, как игра, — книжки все эти, семинары по черной и белой магии... Любопытно было, а так чтоб верить — не верил. А потом понял: есть тут что-то настоящее, не просто деньги у дураков выкачивать... Но все эти маги и ясновидящие, астральные контактеры и потомственные колдуны, — сами не понимают, с чем дело имеют. Хотя при этом других поучают... Помнишь, в первую смену малыши из четырнадцатого отряда старую мину нашли? А один дурачок из старших начал растолковывать с высоты своих тринадцати лет, как надо из нее тротил выплавлять... Помнишь?

Света кивнула — помнила. История та могла закончиться трагично, мальчишки уже начали таскать хворост для костра. Хорошо, вовремя заметили, отобрали смертельно опасную игрушку, вызвали эмчеэсовцев...

— Так вот, — продолжил Доктор, — мне эти гуру и маги-наставники кажутся вроде того дебильного семиклассника. Знают совсем чуть-чуть больше нас с тобой, а лезут в такие вещи, где... Ну, в общем, на которых подорваться можно запросто...

Он замолчал. После паузы спросил тревожно:

— Что случилось?

Света ответила вопросом на вопрос:

— Ты считаешь, что ничего не случилось? У нас в лагере, за последние несколько дней?

— Ну-у-у... Вроде ничего потустороннего не наблюдалось.

— А не потустороннего? Ты не заметил, что люди какими-то другими стали? Почти все. Ну, может, только ты не изменился, да еще Лешка... Хотя и он сегодня...

— Не знаю... Горловой действительно как с цепи сорвался.

— Ты его еще вчера не видел, после твоего отъезда. Володю едва не прибил, Степаныча уволил, — хотя прекрасно знает, что замену сейчас не найти. Вечером я Клару Ивановну встретила, его секретаршу, — плачет, тоже увольняться собирается... Говорит, начальник матом обложил — в жизни таких слов не слышала, и якобы чуть с кулаками не набросился... Может, конечно, и преувеличивает, но ты хоть раз что-либо нецензурное от Горлового слышал? Характер у него не ангельский, кто бы спорил, но в руках себя всегда держал. Да и другие... Дети куда чаще драться стали, вон у Ленки Астраханцевой в отряде почти все парни с синяками да шишками щеголяют и врут старательно — кто-то, мол, на лестнице споткнулся, кто-то о дверь ударился. Да и с самой Ленкой что-то не то творится...