Джеймс Херберт - Однажды

Киндред оттолкнулся от дерева, заставляя себя выпрямиться, сделать несколько глубоких вдохов, несмотря на боль в груди, и пошел к тропинке, которая привела его к озеру. Эта самонадеянная попытка, как выяснилось, потребовала слишком большого — для человека в его состоянии — напряжения сил, и ноги, особенно левая, сразу же подломились под ним. Секундной остановки оказалось достаточно, чтобы восстановить равновесие. Затем молодой человек снова двинулся вперед, волоча ногу, прижав согнутую руку к животу, намеренно отрешившись от бесполезных мыслей о яде, растекавшемся по его организму, сконцентрировавшись только на пути, который предстояло пройти.

Том потерял счет падениям и подъемам, давно утратил чувство времени и реальности происходящего. Лес вокруг него превратился в туманное видение, все поглощала боль, он горел как в лихорадке. Двигаться вперед его заставлял лишь один ясный образ — плясавший перед ним огонек, не на таком расстоянии, чтобы до него нельзя было дотронуться, чуть-чуть вне досягаемости. Пока его немеющие ноги могли двигаться, а один здоровый глаз — поскольку от второго осталась узенькая щелочка — мог видеть красивый, о, такой красивый маленький огонек, Киндред, конечно, будет идти за ним. Видит Бог, в этот момент он остался его единственным другом в одиноких и бессмысленных блужданиях по лесу; насекомые не любили его, деревья по обе стороны тропинки... они тоже не любили его, уж больно неприветливыми выглядели, а ветви пытались оцарапать его или даже схватить, когда он проходил мимо. Возможно, деревья заключили союз с теми маленькими обезьяноподобными монстрами, которые жили в земле, ужасными маленькими тварями, пытавшимися схватить беглеца. Именно эти чудовища натравили на него мерзких ядовитых ос, чуть не закусавших его до смерти. Но он оказался слишком умен для насекомых, он прыгнул в озеро. Озеро... Там он впервые увидел девушку... прекрасную девушку... которая послала — он знал, что это сделала она, — послала ему... огонек... маленький танцующий огонек... чтобы привести его... домой...

В бреду Том не заметил, как сошел с тропы на другую, еще более неразличимую — возможно, ее знали только обитатели леса — тропинку, что вела к Малому Брейкену более коротким путем.

День, вечер, ночь прошли как в тумане. Том вспоминал себя на ступеньках коттеджа, входная дверь распахнута настежь, как будто его ожидали. После — ничего. Он не знал, как вошел и потом карабкался по лестнице в спальню; не мог припомнить, снимал ли он одежду, но позже проснулся в своей кровати, раздетый догола и прикрытый только простыней. Ему казалось, что до этого в комнате находился кто-то еще, Том был уверен, что чувствовал успокаивающие прикосновения нежных рук, мягкое воздействие кремов или мазей на раны и опухоли, прохладу, отгонявшую их жар, ослабляя воздействие ядов и тупую боль по краям раны.

В памяти промелькнуло лицо, склонившееся над ним, золотые волосы скользили по его щекам и лбу. Мягчайшие пальцы прикасались к распухшему веку, потом туман и боль отступали от раненого глаза. Однако Том не мог говорить, выразить благодарность — и спросить, кто она такая.

Вновь появились крохотные огоньки. На этот раз они порхали по его спальне, влетая и вылетая сквозь раскрытое окно, но, возможно, это была часть бреда, порождение охваченного лихорадкой мозга. Тем не менее их нежные цвета и грациозный полет создавали ощущение восхитительного спокойствия.

Том сомневался в реальности событий, объясняя происходящее вызванными лихорадкой видениями. Возможно, он сам нашел дорогу домой, взобрался по лестнице и лег в постель, а все остальное — плод больного воображения. Но нападение вызвало слишком сильную слабость, судя по всему, с ним случилось нечто вроде анафилактического шока, и он никак не мог сам взойти по лестнице, раздеться и лечь в постель. Не мог.

К тому же еще была жидкость, которую его уговаривали выпить. В этом он не сомневался, с легкостью припоминая прохладный, сладковатый вкус. Кто-то — девушка? — приподнимал его голову с подушки, нежные пальцы поддерживали затылок, и напиток желтого цвета, похожий на мед, но менее вязкий, плавно проскальзывал в его пылавшее горло. Ее голос, нежный, молодой, звучал в ушах. Голос ангела. Но ангелы не мастурбируют в лесу. Впрочем, откуда ему знать?

Киндред положил руку на лоб, понимая, что подобные мысли не доведут до добра. Оба виска тупо ныли, но в других местах боли не было, и, когда он вытянул ноги под простыней, онемение практически не ощущалось. Он все еще испытывал усталость, но не изнеможение, и в этом крылась некая тайна: после всего пережитого следовало бы чувствовать себя абсолютно измученным, даже после суток сна.

Том принялся исследовать лицо кончиками пальцев, вначале осторожно, прикасаясь легко, ожидая найти припухлости и волдыри. Однако кожа была абсолютно гладкой, не считая щетины, выросшей за ночь на подбородке. Молодой человек уже знал заранее, еще до того, как прикоснулся к левому веку, что там нет раны, оба глаза видели одинаково хорошо, на пострадавшее веко не давила никакая тяжесть. Что, черт возьми, происходит? Он обследовал руки, ладони, тыльную сторону: никаких отметин, струпьев или уколов, совсем никаких следов от повреждений, полученных им, когда он пытался отбиться от разъяренных ос. Подтянув простыню до талии, поднял голову, чтобы рассмотреть ноги и особенно внимательно лодыжки. Ничего. Соскочив с постели, Киндред подошел к зеркалу на комоде и принялся разглядывать свое отражение. Всего лишь два маленьких неглубоких шрама на щеке и нижней губе! Он чувствовал изумление и смущение, но над этими чувствами преобладала охватившая его чудесная радость.

Том торопливо натянул трусы и футболку, обдумывая события вчерашнего дня. Тот факт, что, как минимум, некоторые из них действительно произошли, подтверждало состояние безрукавки и спортивных брюк, висевших на ручке дивана Одежда была грязной и влажной, безрукавка разорвана в нескольких местах. Он осмотрел промокшие кожаные ботинки, взял один из них и повертел в руках, желая исследовать подошву. Тина засохла между рубчиками. А на ближайшем к кровати подоконнике лежала трость, которую он потерял, когда в ужасе несся к озеру. Он изумленно покачал головой.

Свернув вместе одежду и ботинки, Том спустился по лестнице и положил их на кухонный стол, чтобы внимательно рассмотреть вещи позднее. Затем его внимание привлекли старинные часы, стоявшие на подоконнике: надо же, четверть одиннадцатого! Солнце, светившее в окно спальни, должно было бы разбудить его раньше. Он редко вставал так поздно, но, очевидно, тело знало, что ему необходим отдых. Он зевнул, потянулся, выгибая спину, избавляясь от последних остатков сна, чувствуя себя необыкновенно хорошо. И замер на середине зевка, заметив на дубовом столе вазу со свежими фруктами. Рядом с ней стоял кувшин с непрозрачной жидкостью, похожей на густой яблочный сок. Том подошел поближе, скрестив руки и обхватив себя за плечи в жесте спокойного, но сдержанного приятия. Он был слишком заинтригован произошедшими событиями, чтобы беспокоиться по поводу невесть откуда взявшейся еды и питья. Некто ухаживал за ним день и ночь, затем оставил завтрак, сегодня чудесный день — на данный момент его заботило только одно: кто же этот загадочный посетитель.