Шон Хатсон - Жертвы

«Единственное, что вы можете сделать, это — ждать». Слова Кука отдавались эхом в его голове.

Под ватными тампонами он моргнул, но ничего не почувствовал. Повернулся на бок, стараясь отгородиться от тиканья часов.

Каждая минута превращалась в вечность.

Он ждал.

Миллер не знал, на каком этаже находится его палата, но полагал, что, должно быть, достаточно высоко, поскольку ему не был слышен ни шум улицы, ни урчание моторов на стоянке. Из коридора доносились звуки снующих взад-вперед шагов, то неспешных, то стремительных. И все, если не считать неумолчного стука часов, который уже действовал ему на нервы. Казалось, их мерное тик-так все громче звенело у него в ушах. С каждым кругом секундной стрелки часы стучали все назойливее.

Тик-так, тик-так.

Как заноза в мозгу, раз за разом загоняемая еще глубже.

Тик-так.

Он повернулся на спину.

Тик-так.

Что-то теплое и мокрое медленно скатилось по его щеке, от неожиданности он чуть не вскочил.

Вытер слезу тыльной стороной ладони.

Внезапно его охватило чувство смутной надежды. Возможно, его глаза ожили? Может быть, слеза — свидетельство тому?

Он почувствовал, как еще одна влажная капля просочилась из-под повязки.

Затем еще одна.

Он моргнул, и уже струи потекли из-под бинтов. Миллер скорчился, почувствовав легкую боль в левом глазу.

Он стал пальцами вытирать влагу со щек, но она все текла, заливая нос и подбородок.

Миллер застыл.

Жидкость уже потоком струилась по его лицу, и, размазывая ее по щекам, он вдруг уловил запах, похожий на запах меди.

Это была кровь.

Его глаза кровоточили.

Эта мысль оглушила его, как раскат грома, он приподнялся, стараясь трясущимися руками остановить кровь, льющуюся из раненых глазниц. Прикоснувшись к повязке, почувствовал, что она вся мокрая.

— О Боже! — в ужасе воскликнул Миллер и попытался сесть на постели. Когда его ноги коснулись холодного пола, он чуть не упал. Страх сковал его, он стонал и судорожно глотал воздух.

Нужно было срочно позвать на помощь. Остановить кровотечение.

Миллер ощущал, что кровь течет уже по шее, а ее запах щекочет ноздри. Он стал разрывать и сдергивать бинты, не понимая, что делает, не зная, где искать кнопку вызова, как дойти до двери. Хотел крикнуть, но горло сильно сдавило. Сделав над собой усилие, попытался еще раз, но кровь уже заливала рот.

Он закашлялся, захлебываясь горьковатой жидкостью, хлещущей из глаз.

Миллер споткнулся, ударившись о стену. Выставил вперед трясущуюся руку и неуверенно похлопал по стене, оставляя на белой краске кровавые следы.

— О Господи! — вскрикнул он, наткнувшись на стул. Боль от ушиба пронзила ногу, и, не удержав равновесия, он тяжело рухнул на пол. Ударившись плечом, Миллер беспомощно лежал на холодном полу, а кровь все лилась и лилась из глаз.

Наконец, кое-как поднявшись, он медленно двинулся вперед, шаря перед собой руками. И снова налетел на стену. Вместо лица на нем была кровавая маска. Трясущимися руками он опять рвал на себе повязки, в стремлении поскорее освободить от них глаза, как будто это могло остановить бьющие ключом кровавые слезы. Клочки марли, пропитанные красной жидкостью, были похожи на набрякшую губку. Но Миллер ничего этого не видел. Он только ощущал запах животворной жидкости, льющейся из зияющих ран на том месте, где когда-то были его глаза, и вдруг сквозь кровавую пелену стали проступать отчетливые контуры.

Он видит!

Господь Всевышний, он прозрел!

Несмотря на боль и кровь, Миллер едва заметно улыбнулся. Как человек, теряющий рассудок: на стене палаты он с пугающей ясностью различил зеркало. Напрягая все свои силы, устремился к нему.

От крови намокла пижама. Кровь струилась по ногам. В своем слепом страхе он обмочился, и едкий запах мочи смешался с запахом крови. Но Миллера это, казалось, не заботило: все, чего ему теперь хотелось, это приблизиться к зеркалу. Взглянуть на свое обезображенное лицо, возможно, в последний раз.

Он вгляделся в свое отражение.

Из гноящихся язв глазниц на него глядели два вспухших кровяных сгустка, две пульсирующие кровавые мозоли, готовые вот-вот прорваться. Веки, как слюнявые рваные губы, широко раздвинулись, открывая два огромных прыща, из которых на его лицо извергалась темно-красная липкая слизь.

Кровавое видение в зеркале повергло Миллера в такой ужас, что он издал истошный вопль.

От его крика кошмар рассеялся.

Миллер приподнялся на подушках, сердце бешено колотилось, тело покрылось испариной.

На лице тоже проступили капельки влаги. Он провел рукой по лбу и облегченно вздохнул: это был всего лишь пот.

Напряжение спало, Миллер застонал и откинулся назад.

В ту же секунду дверь распахнулась, и кто-то подошел к кровати.

— Мистер Миллер, — встревоженно позвала его сестра Бреннан.

— Ночной кошмар, — объяснил он, стараясь справиться с учащенным дыханием. — Мне приснился сон. Извините.

Он попытался сглотнуть, но почувствовал, будто горло ему сдавили железные клещи.

Сестра Бреннан налила стакан воды и помогла ему напиться.

— Теперь все в порядке, — сказал он. — Честно. Это был просто сон.

Дыхание становилось более размеренным. Ему даже удалось изобразить некое подобие улыбки.

— Вам действительно больше ничего не надо? — осведомилась она.

— Может быть, есть что-нибудь покрепче, чем вода? — спросил Миллер с надеждой.

Сестра невольно улыбнулась, хоть больной и не мог видеть ее лица, поправила ему постель, потом взяла с тумбочки салфетку и стерла пот с его лица.

— Я вернусь в шесть часов и принесу вам ужин, — сказала она. — Попытайтесь отдохнуть до этого времени.

Миллер кивнул, слыша, как она прошла через всю палату и вышла, закрыв за собой дверь.

В шесть часов.

Он осторожно потянулся, ощупывая рукой все, что стояло на тумбочке у кровати, пока не наткнулся на часы. По положению стрелок понял, что было почти три часа дня. Миллер поставил часы на место и снова лег на спину, прислушиваясь к непрестанному тиканью. Повернулся на бок, на другой, потом снова на спину, но понял, что удобного положения ему не найти. Наконец, чертыхаясь, сел и дотронулся до марлевых повязок, прикрывавших глаза. Глубоко втянув в себя воздух, слез с кровати, держась рукой за тумбочку. Босые ноги коснулись холодного пола. Миллер выпрямился и шагнул — за ним шлейфом тянулась простыня. Дыхание его было равномерным, но учащенным, когда он обхватил металлическую спинку кровати. Еще шаг — и он окажется без опоры.

Миллер знал, что раковина должна быть у него слева, он медленно повернулся в этом направлении и прошлепал к ней, расставив руки в стороны, словно пародируя франкенштейновского монстра, делающего свои первые неуверенные шаги. Неожиданно он вскрикнул, отдернув руку от горячего радиатора. Постоял некоторое время, стараясь как-то сориентироваться, и опять принялся искать раковину. Каждый шаг давался ему с нечеловеческим усилием, как будто к ногам привязали куски свинца; с грехом пополам добрался до цели, обхватил руками гладкий фаянс.