Брайан Стэблфорд - Карнавал разрушения

— Королевская Почта работает превосходно, — заметила Нелл. — Если пошлете письмо моему отцу, оно, без сомнения, найдет его, даже в Конце Света.

— Пожалуй, — согласилась ее собеседница. — Но я сильно подозреваю: ничто в настоящее время не сумеет добраться до него, пройти через барьеры, которые выросли вокруг него. Нечто разрушительное вырвалось в мир, и мы все в опасности. Ваш отец не может управлять защищающими его барьерами, но, я думаю, он может оказаться важнее, чем сам считает. Ему будет позволено пригласить вас, и, если вы убедите его пригласить нас в его дом… его любопытство — ценная вещь, и его ангел-хранитель сумеет удовлетворить это любопытство.

— А разве у вас нет власти добраться до него во сне и попросить о приглашении? — спросила Нелл. — Вы же своего рода ведьма, разве нет?

— Я обладаю магией, — без всякого энтузиазма согласилась женщина. — И была создана при помощи магии, но меня родила женщина, как и вас. У меня есть свой разум и свои интересы. Я — не маска своего Творца, не слепая рабыня. Если война ангелов бросила мир на грань разрушения, я буду следовать собственному предназначению.

Нелл покачала головой, понимая: ее вопрос остался без ответа. — Не мне судить о подобных вещах, — произнесла она. — Я передам отцу то, что вы сказали — вы оба — но не приведу ни одного из вас в дом, пока он не разрешит этого.

Женщина кивнула в знак согласия. — Большего я и не прошу. А пока мы в пути, буду делать все, чтобы убедить вас: я не враг вам.

— А вы не можете перенести нас в дом моего отца в мгновение ока? — съязвила Нелл. — Разве вы не привыкли путешествовать на помеле, на ковре-самолете — или просто повинуясь собственному желанию?

— Чудеса не бывают бесплатными, — проговорила ведьма. — Чем крупнее чудо, тем дороже оно обходится. Даже ангелы стараются, как могут, обходиться меньшим количеством усилий, даже они боятся, как бы их неловкость или беспечность не привели к катастрофе. Было бы глупо позволить себе уменьшиться и стать тенью, хотя время и поджимает. Поездов будет вполне достаточно для нашей цели.

— До чего же неудобен мир, где мы все живем, — согласилась Нелл, не затрагивая больше предыдущую тему, хотя и чувствовала: женщине было, что прятать. — Какой тяжелой ношей должны казаться материя, пространство и время для тех, кто живет снаружи.

— Мы все заперты внутри времени, — поправила ее Геката. — Даже ангелы.

Под дождем ее лицо блестело в отражающемся свете, она вовсе не напоминала ведьму: в ней не было ничего сверхъестественного. Скорее, все ту же служанку или прачку, и Нелл подумала, не может ли внешность оказаться честнее, нежели ее обладатель — но она знала, что и сама может показаться слишком простой и неискушенной.

— Сейчас нам пора идти, — проговорила Нелл. — Перед тем, как войдем в доки Саутгемптона, путь еще неблизкий, а потом нас ждет долгое путешествие. Время каждому из нас покажется нелегкой ношей.

В течение дней, что последовали за ее пробуждением из подобного смерти транса, который мог несколько веков продержать ее в стальной хватке, Мандорла вряд ли могла уснуть. Как и не могла прийти в состояние покоя больше, чем на несколько минут. Она бродила взад-вперед, мерила шагами узкие комнаты коттеджа. Выходила наружу десятки раз на дню, гуляя, проходя через сумрачный лес к размытой линии берега, где плескались беспокойные волны. Обычно она ходила туда одна; присутствие Дэвида порой усиливало ее возбуждение, делая дух более раздраженным.

Дэвид никогда не наблюдал за Пелорусом в таком состоянии, хотя оно и обычно для волков-оборотней. И все же, наблюдая за ней, он не мог удержаться от комментария: душа животного рвалась наружу, протестуя против жизни взаперти, в человеческом теле. Он видел больших хищных кошек в Регентском Зоопарке, беспокойно метавшихся туда-сюда в узких клетках, когда глубоко сидящий в них инстинкт приводил их в движение.

Когда Мандорла не могла выносить его рядом, Дэвид осторожно уходил с дороги, но всегда наблюдал за ней: во-первых, изучая ее, во-вторых, опасаясь за ее жизнь. В других случаях, однако, беспокойство производило иной эффект. Тогда она начинала изучать его, холодно рассматривать, привлекать его внимание. Не оставляла его в покое, обрушивала на его голову разнообразные вопросы и просьбы. Он с грустью ощущал, что не в состоянии адекватно реагировать на ее требования. Нечего было и пытаться отвечать на бесчисленные вопросы, задаваемые Мандорлой, или давать ей то, что она просила. Ей и самой было неизвестно, при помощи чего можно успокоить ее растревоженное сердце.

Дэвид знал: он всегда был скучным компаньоном, даже для тех, кто по-настоящему любил его, но сейчас ощущал это острее, чем когда бы то ни было. Может быть, потому, что Мандорла не уставала изобретать новые просьбы, чем никогда не отличались Корделия и его дети, а может, потому, что в ней самой не было и намека на скуку и уныние, хотя бледная кожа покрылась морщинами, а под фиолетовыми глазами залегли тени.

Однажжды они с Дэвидом отправились в ближайшую деревню. Ему вовсе необязательно было идти туда — он уже передал просьбу к торговцам пополнить его запасы, просто прогулки вошли у него в привычку, помогая расслабиться. Он всегда ощущал себя лучше после того, как пройдется по лесу, отделяющему его от остального мира. Странное успокоение и комфорт находиться среди людей, хотя бок-о-бок с ним шла женщина-вервольф. Вести о Мандорле уже разошлись по округе — тем паче, некоторые из поставщиков провизии видели ее за границей — и ее появление на главной улице привлекло толпу зевак, преимущественно, женщин. Она холодно и грациозно шествовала мимо, игнорируя их. Аристократичное поведение уже давно вошло в ее плоть и кровь.

Дэвида давно уже перестали заботить перешептывания о его собственной персоне, но он постарался вслушиваться в обрывки разговоров, ища намеков на сфинкса и приключение Пелоруса на прошлой неделе. Разумеется, если бы тела четверых убитых были обнаружены, об этом обязательно заговорили бы, но, как Дэвид и надеялся, они успели исчезнуть.

Он также надеялся, что, как только они удалятся от дома, Мандорла, не будучи заперта в четырех стенах, немного отойдет, но предсказать такое наверняка не представлялось возможным. Прежде, как только они возвращались домой с прогулок, все повторялось с новой силой. Он предложил ей лауданум, но она не притронулась к нему. Предпочитала возбуждение и беспокойство — лекарственному забвению. Она выпила вина за вечерней трапезой, но алкогольная интоксикация ничуть не расслабила ее, и, когда Дэвид попытался читать, Мандорла завозилась пуще прежнего, так что ему вовсе не удавалось сконцентрироваться. Наконец, он отложил книгу, зажег свечу и задул лампу, надеясь, что тишина принесет ей покой.