Брайан Стэблфорд - Империя страха

Единственное возражение Хейлина было вызвано слишком большим количеством перевозимых, на что Ноэл немедленно ответил, что и плата будет соответственной.

— Можете заплатить золотом? — спросил капитан.

Ноэл заколебался, но Лангуасс быстро вмешался в разговор:

— Частично. У нас с собой немного золота, и деньги нам понадобятся в Ирландии. Но я дам вам с радостью десять соверенов, пятую часть того, что у нас есть.

— Слишком мало! — сказал Хейлин, но отказ не был твердым. Ноэл понял, к чему клонит Лангуасс, говоря, что будет везти больше золота, чем готов заплатить. Хейлин думал, что, находясь в море, может запросить больше. Искушение отвлекло его внимание от того, что получение денег вообще было под вопросом.

— Не забывайте, Хейлин, — сказал Ноэл, — что если вы сделаете это, аббатство будет перед вами в долгу, хотя сейчас вы — должник аббата.

Хейлин вновь демонстративно посмотрел на письмо, привезенное от аббата, и заявил:

— Это может быть опасным делом. У меня нет желания оскорбить Уэллбилава или доминиканцев. Я — честный человек.

— Хейлин, — сказал Ноэл, — мы пришли, зная вашу честность. У меня поручение от аббата убедить вас. Добрые монахи будут вашими должниками и помогут вам.

— Не знаю, как вас звать, ученый, — сказал Хейлин Ноэлу, — но думаю, что знаю, кто вы. Вы наверняка называете ваше занятие Истинной верой, но можете накликать дьявола на таких, как я. Не желаю зла монахам, и я их должник, это верно, но они должны знать, что я не скажу им спасибо за эту работу.

— Они отблагодарят вас, — заверил его Ноэл.

— В замке — всадники из Свонси, — сказал неуверенно капитан, — а моряки с “Файрдрейка” находятся на пути сюда от милфордской гавани. Не хочу неприятностей, если эти люди как-либо связаны с вами.

— Нет, — солгал Лангуасс. — Наше дело — полная тайна, нам не нужно подвергать вас риску или слишком торопиться. Готовьте судно как к обычному плаванию. Мы поднимемся на борт тайно, не на виду у всего города. Где безопаснее переправиться на судно в лодке?

Хейлин заколебался, но ответил:

— В четырех милях севернее аббатства есть небольшой заливчик. Это земля Ивэна Розье. Аббат знает это место и покажет вам на карте.

— Вы должны послать там лодку к берегу, — сказал Лангуасс. — В четыре утра послезавтра.

— Здесь редко дует ветер в сторону Ирландии, — возразил Хейлин. — Поэтому я не могу сделать это так скоро.

— Кто знает, какой ветер будет послезавтра? — проговорил Лангуасс. — Чем скорее, тем лучше для всех нас. Я удвою плату; это все, что я могу сделать. Добрая воля аббата увеличит ставку.

— Я должен знать, кто вы, — отрезал Хейлин. — Иначе не могу.

— Вы знаете Мередидда-ап-Гейвиса, — сказал Лангуасс, прежде чем Ноэл успел что-либо ответить. Речь шла об уэльсце, которого недавно посадили в тюрьму в Свонси, где он ждал суда. Было похоже, что его приговорят к смертной казни за измену. Ноэл не был уверен, знает ли его Лангуасс, но Хейлин знал его совершенно определенно.

— Вы не из его людей, — осторожно заметил Хейлин.

— Я его друг, — ответил пират.

— Но вы не нормандец? — спросил уэльсец.

— Если бы я был нормандцем, — хмуро произнес Лангуасс, — не просил бы помощи у лояльного уэльсца. Говорю вам, что я друг Мередидда-ап-Гейвиса, и у вас есть письмо аббата. Если вы откажете нам в помощи, ваши собственные земляки проклянут вас в будущем. Оставим эту торговлю. Я улажу это дело. Большое это судно?

Хейлин заколебался, но в конце концов ответил на вопрос:

— Тридцать пять ластов [1].

— Какой экипаж?

— Шестнадцать человек.

— Сколько оружия на борту?

Хейлин нахмурился, и Ноэлу это не понравилось. Капитан попытался смутить пирата взглядом, но не смог.

— Пять полупик и четыре мушкета, — сказал он наконец, — шесть фунтов пороха для пушек, два фунта свинцовых пуль. Вы думаете, что они нам понадобятся?

— Если вы никому ничего не скажете, мы будем в Ирландии, даже не выругавшись, — ответил Лангуасс. — Не раздражайтесь, что я расспрашиваю так подробно. Сейчас мы в ваших руках. Я должен верить незнакомому капитану, его судну; вы — только аббату из Кардигана, которого знаете, и Богу, который добр к честным людям.

— Я сделаю это, — угрюмо сказал Хейлин. — Мне можно доверять, и аббат это знает.

Когда они ушли, обсудив еще раз детали плавания, Лангуасс настоял на посещении бухты, где стояло судно Хейлина. Он хотел удостовериться, что оно в порядке, хотя Ноэл не сомневался в этом. Пират нашел судно неплохим, но заметил, что плавание будет лишено удобств, если учесть обусловленную плату.

— Судно в порядке, — сказал Ноэл. — Не нужно было спрашивать об оружии. Так можно отпугнуть.

— Он слишком алчен, чтобы легко пугаться, — пробормотал пират. — Он знает, что есть опасность, а излишняя осторожность может навредить. Чтобы убедить такого человека, его надо запугать или подкупить.

— Это ваше дело. — Ноэл пожал плечами. — Вам нужно плыть… и монахи будут рады.

— О да, — ответил Лангуасс. — Вы, любители покоя, только этого и ждете. Но мне нужно думать о будущем. Ваш аббат не хочет участвовать в моих делах, но мне нужно будет начинать все заново.

— Уже начали, — сказал Ноэл. — Сейчас мы должны поспешить в аббатство, ждать назначенного часа и молиться, чтобы вам ничто не помешало.

Лангуасс посмотрел на него из-под своей соломенной шляпы и улыбнулся, по-волчьи ощерив зубы.

— Ожидание не будет тяжелым, — сказал он. — Мы теперь друзья, не так ли? Мы сумеем развлечься, не сомневаюсь в этом.

Этой ночью Ноэл спал крепким сном впервые с тех пор, как появился в аббатстве. Казалось, что все в порядке, кошмар может уйти, оставив жизнь аббатства неизменной. Он хотел, чтобы его оставили в покое и не требовали обещаний, которые должен был давать, не имея возможности выполнять. Юноша считал малодушным это желание, но тем не менее оно не проходило. Сон пришел к нему как долгожданное избавление: не нужно было думать.

Но спать всю ночь не пришлось. Под утро Ноэл почувствовал легкое прикосновение. Несмотря на усталость, вздрогнул и мгновенно проснулся.

При свете свечи разглядел лицо разбудившего. Это была чем-то озабоченная Лейла, цыганка. На мгновение подумал о ней как о женщине, но она пришла явно не для того, чтобы забраться к нему в постель. На ее лице был написан страх, но не желание.

— Кордери, — сказала она полушепотом, — сделай мне одолжение.

Эти слова можно было бы принять за неловкое приглашение, если бы не выражение лица цыганки. Ноэл смотрел на нее, пытаясь отгадать причину такой обеспокоенности.

— Что такое? — спросил он. — За Лангуассом пришли солдаты?

— Он с госпожой, — прошептала она. — Пойдем к ним. Она сказала, что проклянет его. Я слышала, как она обещала, что, если он причинит ей боль, она отомстит.