Брайан Стэблфорд - Ангел боли

Вопрос был важен, так как затрагивал загадочную природу его хозяина, Зиофелона. Какое-то время Харкендер думал, не в этом ли цель назначения Люка его наблюдателем, но потом решил, что это было бы слишком просто. Тем не менее, развитое воображение позволяло ему проводить часы, оседлав сознание Люка, в ожидании, когда Зиофелон покажет ему направление пути.

Люк был глазами Харкендера семь лет, пока тайна, наконец, не открылась. Из-за множества мелких краж, произошедших в доме, где он работал, на него пало подозрение. На суде ничего не удалось бы доказать, но он сумел найти работу в новом месте и снова переехал. Когда начались все эти невзгоды (как он их воспринимал), ему пришлось искать по всем своим знакомым новое место, и в конце концов Люку указали на одного джентльмена, у которого слуги долго не задерживались и который потому не беспокоился о таких мелочах, как рекомендации.

Люк немедленно отправился на встречу с этим нанимателем, который оглядел его сверху донизу, взмахом руки остановил все попытки объяснить, почему ему приходится искать работу, и потребовал сообщить, как он относится к виду крови или занятиям вивисекцией. Узнав, что Люк не имеет ничего против, джентльмен спросил, страдает ли Люк глупыми предрассудками относительно права человека вмешиваться в дела природы. Эти расспросы не могли не заинтересовать и не привлечь искреннейшее внимание Джейкоба Харкендера, и он был в восторге, когда Кэптхорн, ответив на них отрицательно, был принят в услужение Джейсоном Стерлингом.

До этого поворотного момента Харкендер горько сожалел, что его хозяин не дал ему прямой доступ к человеку умному и способному. Он зашел так далеко, что жаловался на безответность своего хозяина и в жалобах позволял себе думать, что такой человек точно будет более ценен как средство продвижения понимания Зиофелоном мира. Сэр Эдвард Таллентайр и Дэвид Лидиард, за которыми он мог наблюдать с помощью другого своего шпиона, обеспечивали его чем-то подобным, но Харкендер всегда полагал, что крылья их подрезаны и останутся таковыми из-за упорного скептицизма Таллентайра. Слушая их долгие разговоры, он часто желал оказаться в сознании более плодовитом и умном, чем их. Он хотел наблюдать за человеком, выводы которого были бы более далеко идущими, чем выводы Таллентайра и Лидиарда.

Стерлинг, как он сразу понял, мог быть частичным ответом на его молитвы. С момента их первой встречи он был убежден, что единственной функцией Люка Кэптхорна как наблюдателя было свести его со Стерлингом. Он бы с удовольствием использовал как наблюдателя самого Стерлинга или человека, который мог бы задавать ему более умные вопросы, чем Люк, но он понимал, что самым важным было то, что Стерлинг нашелся. Зиофелон с необходимостью обнаружил человека и поставил наблюдателя Харкендера в такое положение, когда он мог видеть эксперименты Стерлинга и средства достижения им успеха.

Джейсон Стерлинг обладал свойственными и сэру Эдварду Таллентайру силами разума и воображения, но он обладал также практическим складом ума, который делал его активным там, где Таллентайр предпочитал размышлять. Таллентайр никогда не был экспериментатором, и хотя его протеже, Лидиард, немного продвинулся на этом пути, тот оставался просто дилетантом по сравнению с энергичным Стерлингом: скрупулезный аналитик, но не дерзкий первооткрыватель. Сила воображения Лидиарда была задавлена упорной ортодоксальностью его тестя, но Стерлинг не знал вообще никаких преград.

Стерлинг, как и прежнее «я» Харкендера, был полон ненависти и презрения ко всем безоговорочным истинам, особенно научным. Он был реалистом в достаточной мере для того, чтобы многие вещи, считавшиеся несокрушимо верными, заставляли его лишь выискивать существующую где-то ложь или заблуждение, которая бы сломила их самодовольство. Он был человеком, желавшим, чтобы все ортодоксы ошибались, а он бы это доказал, но он никогда не расстраивался, когда, к своей досаде, обнаруживал, что какое-то общее место не может быть усовершенствовано.

Лаборатория Стерлинга казалась Люку обителью черной магии: на его взгляд, она источала нечестие. Он был убежден, что находится здесь с какой-то целью, и поэтому работал более чем с энтузиазмом. Харкендер сумел оценить разницу между тем, как работал Стерлинг он сам, но также находил и сходство. Изучение ритуальной магии, которой он занимался до того, как случился пожар, были направлены на то, чтобы сорвать покровы явлений, проникнуть за пределы нормальных способностей чувств. Он должен был разбить оковы иллюзий, сдерживающие пять чувств, растворив их в кислоте самоистязания, чтобы увидеть хоть вспышку высших сил, способных на акт Творения. Стерлинг был убежденным эмпириком, но также и авантюристом, не боящимся ничего сверхъестественного. Он всегда старался испытать что-то новое в духе чистого исследования. Девятнадцать из каждых двадцати экспериментов ничего не приносили, но его энергия не иссякала, больше поддерживаясь редкими успехами, чем ослабляясь частыми неудачами.

Заинтересованность Харкендера в прогрессе науки естественного привела его к идеям, которые надменные павлины скептицизма сочли еретическими. Неортодоксальность всегда привлекала его внимание. Одна из идей, которой он более всего симпатизировал, был опыт электрокристаллизации, проведенный Эндрю Кроссом в Файн-Корт. Этот опыт заставил суеверных соседей считать его настоящим прототипом Виктора Франкенштейна — выдуманного Мэри Шелли экспериментатора, испытывающего Провидение. Харкендер всегда считал воображаемого Франкенштейна великим героем, несмотря на сомнения его создателя, и героем полагал также и Кросса. Когда Кросс вызвал распространившееся любопытство и едкую критику созданием живых «насекомых» из неживой материи во время опытов по выращиванию кристаллов кварца, естественным побуждением Харкендера было поверить Кроссу, а не насмешниками, уверенно утверждавшими, что заявления Кросса не стоят серьезного рассмотрения.

Скептицизм Стерлинга был достаточно строг, чтобы подвергнуть сомнению критиков Кросса; по его мнению, утверждение было довольно интересным, чтобы проверить его опытным путем. Стерлинг также, в отличие от многих других, не считал, что единственный провалившийся эксперимент является окончательным опровержением. К тому моменту, как Люк Кэптхорн нанялся в услужение, он тысячи раз, используя множество различных материалов и сочетаний условий, пытался создать жизнь, используя методы Кросса. Стерлингу не удалось вызвать жизнь в неживой материи, и он заключил, что Кросс также не преуспел в этом, — но его работа не была лишена выгоды. Он обнаружил, что электростимуляция оплодотворенной яйцеклетки различных многоклеточных может, пусть и редко, привести к потрясающей деформации развивающегося эмбриона, а в итоге — всего организма. Он продолжил работы с электрической мутацией, расширявшиеся по охвату по мере роста его умений.