Люциус Шепард - Мушка

Возможно.

А что если его первоначальные интуитивные подозрения были верными? Что если вся история с черным солнцем, Сарой Пичардо и Мариной являлась частью замысловатого плана мщения? Сначала умер Хейли, а теперь он и Пинеро начнут палить друг в друга. И все подстроено духом Лары. Паранойя? Он до боли остро почувствовал присутствие темной фигуры, стоящей у стены здания; сладковатый запах какого-то химического вещества, на мгновение перекрывший вонь выхлопных газов; неверный, тусклый свет уличного фонаря, словно притушенный окружающей тьмой. Мушка задрожала у него в глазу, как поплавок на неспокойной поверхности пруда.

– Кто вы такие, черт возьми? – спросил Демпси.

Марина бросила на него удрученный взгляд, а Лара сказал с легким недоумением:

– Мы здесь, чтобы помочь тебе.

– Да неужели? И кто же послал вас?

– Он выступает в таком духе с тех пор, как я его отыскала, – сообщила Марина Ларе.

– Церковь, – ответил Лара, по-прежнему несколько растерянно.

– Лукуми Бабалу Ай? – Демпси не мог отвести от него взгляда, припоминая алую кровь, сочившуюся из дыры в рубашке прямо под ключицей, и другую, темнее, из пулевых отверстий в груди.

Лара сделал неопределенный жест.

– А твоя так называется?

– Гм… да, – сказал Демпси и подумал, что последователи сантерии, по-видимому, пытаются решить проблему в обоих мирах Нью-Йорка и здесь выступают в качестве фронта сопротивления и, возможно, Лара один из них. Да, возможно, дело обстоит именно так.

– Похоже, тебе трудно нести в себе бога, – сказал Лара.

– А разве бывает легко? – Демпси нервно рассмеялся, стараясь овладеть собой, прогнать страхи. Призрак – это же просто бред. Как вуду. Разумнее предположить, что Лара не призрак, а некая разновидность нереального существа. И что это за существо такое? Снарк? Персонаж Толкина? Демпси почувствовал, что теряет ориентацию, что мысли у него путаются, туманятся и холодок ужаса пробегает вдоль позвоночника, растекаясь в паху. Он уцепился за одну мысль, как утопающий хватается за соломинку, и попытался сформулировать вопрос, дающий Ларе возможность доказать реальность своего существования, когда Лара вдруг подступил к нему вплотную, и – прежде чем Демпси успел отреагировать – положил руку ему на плечо, и произнес единственное слово: Олукун.

Имя бога вызвало у Демпси ощущение приятного тепла, словно спящий рядом человек придвинулся ближе. Тепло разлилось по всему телу, погасив подозрительность, вернув чувство спокойствия, и вопрос, который он собирался задать, пусть по-прежнему тревожный, уже казался не таким важным. Мысль, что Лара вернул его в сознание, несколько смущала Демпси, но он вздохнул с огромным облегчением, когда вновь обрел способность ориентироваться в ситуации. Внезапно полыхнувшее в душе пламя решимости начисто смело все сомнения. Демпси практически не чувствовал своего тела – вернее, ощущал только жар, химию бешенства и гнева, вскипающих в недрах его существа. Лара и Марина начали разговаривать между собой, а Демпси двинулся вдоль решетки. Сквер манил его, притягивал с непреодолимой силой. Где-то там, в серо-зеленых зарослях, затаился в предвкушении легкой жертвы Пинеро. Вспомнив Пинеро, как он тогда входил в дом Лары: втянутые рябые щеки, напряженное и одновременно сладострастно-возбужденное выражение лица, – Демпси почувствовал, что гнев в нем становится жестоким, жаждущим крови. Если Пинеро полагает, что он, Демпси, испугается или растеряется… Такого не будет. Все уроки, в свое время преподанные напарником, помогут ему застать противника врасплох, расправиться с ним. Тяжесть гнева внезапно показалась противоестественной, не имеющей ничего общего с обычными вспышками негодования. Сейчас Демпси владело твердое всепоглощающее желание. Потом он подумал, что за минувший год он стал именно таким: жестоким и твердым.

Марина и Лара прервали свой разговор, и Лара спросил Демпси, готов ли он.

Демпси предпочел промолчать.

– Когда мы войдем в ограду, – сказал Лара, – вполне вероятно, на тебя нападут еще по дороге в деревню. Если мы отстанем от тебя, не беспокойся. Мы будем рядом.

– Прикрывать твой тыл, Билли, – сказала Марина. – Ты просто разбирайся с Тико.

Ничего не ответив, Демпси направился твердым шагом к кованым воротам ограды, навстречу своей судьбе.

В саду слышались тихие шорохи, но ни малейшее дуновение ветерка не шевелило листву и не качало ветви деревьев. Шорохи походили на затаенное дыхание и судорожные вздохи тайных желаний или смешанных со страхом восторгов; и Демпси вообразил огромных существ, припавших к замочным скважинам, – существ, которые своими голосами могли бы сотрясти небо, но сейчас старались держаться тихо, осторожно подглядывая сверху, желая узнать, как идут дела у божественного собрата. Несмотря на отсутствие фонарей, в саду царил пепельный полумрак, и эти фальшивые сумерки наполнял сладковатый аромат растений. По обеим сторонам дорожки тянулась густая листва. Заросли папоротника и кустов. Гирлянды листьев, казавшихся слишком темными, чтобы быть зелеными, змеились по извилистым белым ветвям. Демпси держал пистолет стволом вверх, у плеча. Лара нес в правой руке небольшой кожаный мешочек. Марина шла за ним по пятам. Помимо странных шепотов, тишину не нарушал ни единый звук, даже приглушенный шум транспорта, словно город остался далеко позади. Через несколько минут Демпси понял, что дорожка, хоть и уходящая от ворот в глубину сада, постепенно заворачивает петлей, снова вспомнил о мушке и увидел, что заросли становятся реже. Сквозь разрывы в листве он заметил темные фигуры, которые походили на человеческие, но при внимательном рассмотрении оказались искривленными стволами деревьев. Один раз Демпси послышался шорох, но он не сумел определить источник звука. Тем не менее он чувствовал рядом загадочное присутствие, следящий на ним внимательный взгляд, но вместо страха испытывал сильное возбуждение, сродни возбуждению игрока на футбольном поле, когда с трибун слышится нарастающий рев толпы. Там, где дорожка повернула, Демпси заметил дерево, сходство которого с человеческой фигурой представлялось неслучайным. Казалось, в дерево чудесным образом вросло тело молодой негритянки. Грудь, живот и ноги слились со стволом, поднятые руки превратились в ветви, а опущенная голова выступила из ствола подобием крупного нароста. Ни о какой иллюзии не могло идти и речи: Демпси видел фигуру совершенно явственно, во всех подробностях. Соски, пупок, выбритый лобок. Полные губы, широкие ноздри, прикрытые веками глаза, которые резко распахнулись, когда он подошел ближе. Без зрачков, горящие желтым пламенем. Стоявший у него за спиной Лара раздраженно проворчал что-то и запустил пальцы в кожаный мешочек. Женщина начала отделяться от ствола, подняв голову, с усилием двигая бедрами, опуская ветки судорожными рывками, словно пытаясь выбраться из трясины, и с каждой секундой ее движения становились все легче, все свободнее. Свет от глаз ложился веером на щеки. Лара бросил в нее щепотку белого порошка. Там, где порошок попал на кожу, вспыхнули ослепительно яркие точки, похожие на следы уколов, такие же желтые, как глаза. Раскрыв рот в беззвучном крике, женщина забилась в конвульсиях, и ветви над ней тоже забились, громко зашелестели; потом, на глазах у Демпси, хранившего спокойствие, крохотные отверстия стали увеличиваться, разъедая кожу, она превратилась в изрешеченную оболочку, неспособную удерживать в себе объем света, составлявшего существо женщины. Фигура бессильно обмякла, усохла, сморщилась. В считаные секунды сияние померкло, и от нее остались лишь похожие на хлопья пепла невесомые лохмотья, плавно осевшие на траву.