Донна Бойд - Алхимик

Я стыдился того, что в самом потаенном уголке души хотел слияния с одной, а не двумя.

И все же чувства стыда и вины, а также необходимость держать все в секрете лишь усиливали мое желание, и порой тайна вспыхивала на моем лице яркими красными пятнами, выдавая меня перед всеми. Каждая женщина, с которой я ложился, имела лицо Нефар. Каждый сон, проносившийся в моем убаюканном сознании, напоминал о том, как она мне нужна. Мне вряд ли удалось бы выиграть битву с собственными распаленными желаниями.

Выпадали дни удачнее прочих, и в основном наши отношения во внешних проявлениях оставались такими, как обычно. Нефар заставляла меня смеяться и одновременно раздражала, как и всегда; Акан, как водится, озадачивал, подстегивая мое любопытство, и вызывал благоговейное восхищение. И оба обращались за решениями и урегулированием конфликтов, доверяя мне роль практического лидера. Но жили мы ради того момента, когда происходило наше тайное единение: прикосновения, ласка дыхания, теплый нежный прилив перемешивающихся сущностей, заполняющий пустоту внутри каждого из нас, прорывающийся через наши вены, артерии, корпускулы, клетки и нейроны, наполняющий нас энергией, волшебством, восхитительной, головокружительной уверенностью в том, что вместе мы способны прикоснуться к лику Вселенной. Но даже в исступлении общего наслаждения и после, долго не приходя в себя, я чувствовал, как меня пронзает крошечное жало жадности. Внутри меня оставалась потаенная часть, не затронутая тем, что мы испытывали втроем, и жаждущая познать доступное только двоим. Я хотел Нефар для себя. Я хотел волшебства для нас одних. Я желал обладать и упиваться этим обладанием. В этом заключается природа мужчин и женщин, и она такова испокон века.

Но все-таки моя любовь к Акану и боязнь потерять все, что нас связывало, укрепляли мою решимость сдержать свои инстинкты. И, полагаю, я смог бы в этом преуспеть на самом деле, если бы Нефар не пришла ко мне сама.

Мы часто оставались в доме одни. Акан со страстью обследовал храм в Карнаке, пытаясь отыскать копии рукописей, о которых говорил старик из пустыни. Он целыми днями придумывал костюмы и имиджи, которые помогли бы ему войти в доверие к жрецам, он прокрадывался в потайные помещения храма, прячась за щитом невидимости, он изобретал эликсиры истины и колдовские заклинания. В конце концов он раскопал некую информацию, заставлявшую поверить в то, что эти рукописи действительно существуют и что он близок к их обнаружению. Одно время мы с Нефар помогали ему в его начинаниях: особенно нравилось нам проникать в огромную крепость Карнака, доказывая себе, что наша магия превосходит представления господствующих там жрецов. Но тщетность поисков скоро нам наскучила. Я начал сомневаться, что хоть когда-то верил словам того странного старого волшебника из пустыни.

Итак, Акан почти каждый день в одиночку ходил в храм, а мы с Нефар тешили себя неспешными делами. Она занималась разработкой формулы для увеличения урожая гибридных фруктов в нашем саду, я наблюдал за ней, но при этом был полон решимости сделать все необходимое, чтобы не дать волю фантазиям на ее счет.

Она натолкнулась на меня в маленьком уединенном садике, где я дремал в вечерней тени, вслушиваясь в журчание центрального фонтана с выложенной плитками чашей и гудение пчел. Одна прислужница втирала мне в ступни масло, а две другие усердно работали опахалами. Хлопнув в ладоши, Нефар отослала их прочь, а я поднялся с недовольной гримасой, жалея, что она застала меня не за работой.

– Не обязательно вести себя так резко, – с раздражением сказал я. – Какая муха тебя укусила?

Она уселась на приподнятый край чаши фонтана, опустив пальцы в воду. В тот день она надела светлое платье, искусно подвязанное, чтобы подчеркнуть груди и полные округлые бедра. Когда Нефар села, на скрещенных коленях разошлись изящные складки. Знала ли она, до чего красива? Имела ли она представление, какое удовольствие просто смотреть на нее?

Она обронила:

– Ты никогда не задумывался над тем, каково наше предназначение?

Я испытывал сильное смущение из-за того, что меня поймали дремлющим в тени, и ответил излишне кратко:

– Нет.

Она нетерпеливо махнула рукой.

– Ах, я не спрашиваю, чем ты занимаешься сегодня или станешь заниматься завтра. Я не имею в виду выращивание фруктов, превращение металлов или разыскивание этих книг, которым так поглощен Акан.

– Глупое занятие, – заметил я, немного успокоившись, когда понял, что ее критика направлена не на меня. – Ведь даже если рукописи существуют, какой ему от этого прок? Вряд ли жрецы позволят ему выйти оттуда с единственными существующими копиями древних текстов под мышкой. Кроме того, зачем нам пыльные труды, если мы втроем способны создать больше магии, чем было когда-либо описано?

Ее гримаска выражала снисходительность и одновременно протест.

– Вот видишь? Именно это я имела в виду. У тебя нет честолюбия.

Когда тебя обвиняет в отсутствии честолюбия женщина, восхищения которой добиваешься больше всего на свете, это обидно, но не смертельно, однако в тот момент я думал иначе. Находясь под гнетом собственных мыслей, я выговорил напряженным и мрачным голосом:

– У меня есть честолюбие. Ты прикоснулась к моей душе и знаешь это не хуже меня. Мои амбиции заключаются в том, чтобы выполнить предназначение, данное нам в обители Ра. Преуспеть в магии и использовать знания для поддержания гармонии.

– Стать советником правителя и жить рядом с фараоном, – тихо сказала она с улыбкой. – Ты ведь настоящий мужчина, Хэн, верно?

Ах, какой неописуемый восторг я испытал, услышав из ее уст обращенное ко мне слово «мужчина»!

– Думаю, что, во всяком случае, пытаюсь им быть, – ответил я.

Ею завладела настойчивая мысль – это ясно читалось в сияющих глазах.

– Но оставаться просто хорошим – хорошим практикующим магом, студентом или человеком – удел обыкновенных людей, Хэн. Разве ты никогда не задумывался, разве тебя не мучает по ночам вопрос: какое у нас троих предназначение? Вряд ли нам случайно достался этот дар. Должна существовать какая-то причина того, что мы соединились.

– Вероятно, причина в самой жизни, – откликнулся я, не подумав. – Может, замысел заключается в том, что мы просто нашли друг друга и стали неразлучны.

Хотя я знал, что она говорит о нас троих, но, отвечая, думал лишь о ней и о себе.

Она покачала головой, и мне показалось, что этот жест выражает сожаление.

– И самый обыкновенный человек появляется на свет не бесцельно – даже если его предназначение состоит только в том, чтобы встретить другого обыкновенного человека, вступить с ним в брак и произвести потомство. Мы предназначены для большего.