Джон Ширли - Демоны

Лежа на полу, тяжело дыша, чувствуя, как боль вновь накатывает на него гигантским валом, Айра краем глаза заметил что-то маленькое, отблескивающее металлом и стеклом, зависшее в воздухе под потолком – серебристый летающий проектор обтекаемой формы, со стеклянным наконечником. Может быть, это была галлюцинация, видение, как те демоны, которых он видел только что?

Но нет – такая технология существовала в действительности; он уже видел подобное раньше. И тут Айра осознал, что фигура слегка просвечивала. Человек был на самом деле голограммой в натуральную величину, спроецированной летающим устройством, чтобы Акеш мог видеть этого человека, говорить с ним. Говорить с голограммой. В действительности этот человек мог быть где угодно, в любой точке мира.

Айра почувствовал, что вновь готов ускользнуть… и вновь испугался, что если уйдет, то не вернется обратно. Он нужен Маркусу. Он нужен Мелиссе.

Акеш повернулся к переводчице, сказав что-то вроде «Мистер Вандасам?», и задал какой-то вопрос на гибридном языке Туркменистана. Переводчица прошептала что-то маленькой летающей машинке, словно говоря с зависшим в воздухе насекомым. Машина передала вопрос человеку, находившемуся где-то очень далеко.

– Да, – ответила голограмма; голос исходил из маленького летающего проектора и звучал довольно тонко. – Он нам известен. До недавнего времени его защищала близость к определенным людям. Если бы мы пришли за ним и за девчонкой, то остальные – Круг – смогли бы проследить, откуда исходит атака; они бы поднялись против нас. Но теперь он сам забрел к нам в руки, уйдя от тех, кто защищал его. Очень хорошо, что вы известили меня. Нет, все это не надо переводить. Просто скажи Акешу, что я знаю, кто этот человек, и что – а, ч-ч! – изображение мигнуло из-за интерференции, но затем вновь стало четким. Голограмма продолжала: – И скажи ему, что этот человек – не экологический террорист. Но он представляет собой даже еще большую опасность для «Западного Ветра» – для его партнеров в правительстве. Он должен сказать нам, куда направлялось Золото в Чаше. Вы, идиоты, упустили ее – и кто знает, куда она пойдет теперь? Что они там делали в этом храме со старым шейхом? Спросите его об этом – но прежде пусть он полежит и подумает. Дайте ему полотенце и мыло, чтобы он не окочурился у вас на руках. После этого пройдите с ним еще один курс… обработки. Если после одной-двух обработок он по-прежнему не будет отвечать, позаботьтесь о том, чтобы все запи-си о его появлении здесь исчезли. А затем я буду вам весьма признателен, если вы убьете его – если он к тому времени еще не будет мертв.

Акеш задал еще один вопрос – по его жестам было ясно, что это вопрос. Переводчица прошептала его так тихо, что Айра не сумел его расслышать за грохотом и диссонирующим гулом в голове. Боль сегодня обрела собственный голос.

Голограмма ответила на вопрос коротким «да».

Затем голограмма исчезла, и маленький обтекаемый проектор улетел прочь.

Айра подумал: «Какой забавный способ выражаться: "Я буду вам весьма признателен, если вы… если вы… "»

Но он уже снова начинал ускользать.

У него хватило времени только на еще одну мысль: тот человек сказал, что они упустили Золото в Чаше. Они потеряли ее след. Значит, по крайней мере ей они сейчас не опасны. О, слава Богу! Мелисса…

Абсолютное страдание от сохранения сознательного состояния было слишком велико. Он перестал бороться. Это было восхитительно – соскользнуть в бессознательное. Небытие никогда не казалось ему таким заманчивым.

Где-то в Туркменистане: пустыня

Шейх Араха сидел на переднем пассажирском сиденье джипа рядом с Ньерцей, Мелисса – сзади, рядом с мальчиком, называвшим себя Маркусом, но иногда говорившим как мертвый человек, которого она знала как Менделя.

Теперь, сидя рядом с ней в джипе, подпрыгивающем на колеях в предрассветных сумерках, он выглядел как обычный мальчик. На его лице было серьезное выражение – но ведь мальчики иногда бывают смертельно серьезными, не правда ли?

При этом слове ей захотелось зарыдать. Не это ли на самом деле произошло с ее мальчиком? Не был ли он мертв?

Он был здесь – и в то же время не здесь.

Она вздрогнула и поплотнее обернула вокруг себя одеяло.

Небо оставалось чистым, но было холодно. Звезды наверху казались иголками льда, таявшими на востоке, где занимался рассвет.

– Я рад, что вы едете с нами, шейх Араха, – сказал Маркус. И тихо добавил что-то еще на датском или голландском – на языке, которого Маркус знать не мог.

– А я вот не рад этому, – ответил старый дервиш. – Мне еще надо было многое сделать в храме. Но когда я напоил охранников и мои люди связали их, это было – как там говорится? – бросок жребия. Теперь я в бегах. Я надеюсь лишь, что Хайраму и остальным удалось скрыться. О них должны были позаботиться мои друзья-текке.

Мелисса наклонилась вперед, чтобы поговорить с Ньерцей. Ее тон был холоден с тех пор, как она узнала, что они сделали с Маркусом.

– Это послание от Йанана – в нем говорилось, когда в точности Айра отправился в Ашгабат? И куда он направлялся?

Ньерца отвечал, не отрывая глаза от дороги, лишь слегка повернув голову, чтобы она могла расслышать его за гулом мотора.

– Нет. Мы предположили, что он пытался добраться до Старого Храма. Насколько мы выяснили, он приземлился, но так и не прошел через таможню – так сообщил дервиш, которого Йанан послал встретить его.

– Что? Что это значит? Как это он мог приземлиться, но… – Она осеклась и покачала головой, не веря. – Ох, проклятие!

– Мы не знаем, – сказал Ньерца. – Может быть, он в порядке.

Немного спустя шейх сказал:

– Он не «в порядке». У меня есть друг, который работает в правительстве. Иногда он может устроить так, чтобы людей депортировали или перевели в другое учреждение. Если бы нам надо было въехать и выехать с нужными бумагами… – Он вздохнул. – Не знаю. Может быть. Это будет для него огромным риском. Однако… я не знаю. – Он качнул головой, всего один раз, и в этом движении было только смирение.

Мелисса боролась со слезами, начиная еще с откровений предыдущего утра. Но теперь она сдалась. Пронзительный ветер пустыни всосал в себя ее слезы еще до того, как они достигли щек.

Пишу это ранним утром у себя в комнате. До сих пор не оправился.

Психономика. Они называют это психономикой.

Я лежал на спине на кровати в обсерватории и смотрел вверх сквозь окуляр телескопа – на самом деле это было что-то вроде маленького зеркальца, и я видел там какой-то шар. Я слышал, как Гаррисон Дин сказал (я в точности помню его слова): «То, что ты видишь, – это планета Сатурн. Она видит тебя в той же мере, в какой ты видишь ее».