Джинн Калогридис - Князь вампиров

Оказывается, его внимание было целиком приковано к Элизабет, он называл ее "златовласой девушкой" и восторгался ее пышными сияющими локонами. В затуманенном мозгу Харкера все смешалось, и он от восхищения несчастными служанками постоянно переходил к возмущению недостойным поведением "графа". Я не собираюсь защищать Влада, но писанина Харкера отличается предвзятостью и весьма оскорбительна. Откуда, например, он выудил фразу: "Ты никогда и никого не любил"? Впрочем, здесь надо спросить, откуда он взял и все остальные реплики? Насколько я помню, мы между собой говорили по-румынски. Стыдно, мистер Харкер, заниматься подобными выдумками!

Но еще оскорбительнее были строчки, которые он написал до нашего появления. Они настолько рассердили меня, что невольно врезались в память: "Итак, я сижу за старинным дубовым столиком. Должно быть, в давние времена за ним сидела какая-нибудь мечтательная красавица и, краснея, мучительно сочиняла любовное письмо, полное романтических бредней и грамматических ошибок..."

Подумать только – "полное романтических бредней и грамматических ошибок"! Я уж умолчу, сэр, о ваших жалких потугах в изящной словесности, которые мне довелось прочесть, и не стану писать в своем дневнике о вашей далеко не безупречной орфографии. Должно быть, вы уже пришли к скоропалительным выводам, что женщины из рода Цепешей (или Дракул, а то и вообще все румынки) – безграмотные дуры, которые только и могут часами сочинять пустые любовные послания. А известно ли вам, сэр, что моя мать была талантливой поэтессой? Я одна обладаю большими литературными способностями, чем вы со своей невестой и всеми вашими будущими детьми (если, конечно, они у вас появятся), вместе взятые. И знайте: я с детства пишу без единой ошибки и на своем, и на вашем родном языке.

В качестве наказания за дерзость я немного полакомилась кровью Харкера, дабы предотвратить голод. На этот раз я обошлась без любовных игр – после недавней оргии с Элизабет и Дуней у меня что-то пропал к ним интерес.

Подкрепившись (это гораздо меньше, чем требуется мне для насыщения), я оставила Харкера спать и вышла в коридор. Мне захотелось немедленно разыскать Элизабет и сказать ей, что я больше не в силах ждать, когда же мы наконец отправимся в Лондон. Но Элизабет как сквозь землю провалилась. Оставалась единственная часть замка, куда я не заглянула, поскольку испытывала неодолимый страх, – покои Влада.

Но, собрав всю свою волю, я заставила себя отправиться в это ужасное место. По пути я решила: если Элизабет вновь откажется увезти меня из этой тюрьмы, я отважусь на то, о чем прежде не смела даже помыслить, – я прикончу Влада, пронзив его колом. И хотя на протяжении многих лет он убеждал меня, что вампиры не в состоянии убить друг друга, я собственными глазами видела, как он расправился с Аркадием, швырнув его на кол. Так почему я не могу проделать то же самое с Владом? Учитывая поддержку Элизабет, у меня хватит сил, чтобы уничтожить даже его, Влада Колосажателя. Когда-то я верила в то, что если погибнет он, сгину и я. Но теперь мне прекрасно известно, что это ложь.

Однако прежде, чем войти в его "святилище", мне необходимо было стать бесшумной невидимкой, ибо даже во сне Влад способен почуять угрозу и нанести смертельный удар. Я произнесла все необходимые заклинания и, убедившись, что он не заметит моего присутствия, двинулась дальше.

Я легко, почти не касаясь ступеней, взбежала вверх по лестнице, в два прыжка преодолела коридор и очутилась перед знакомой дверью. Массивные дубовые створки, дополнительно укрепленные железными накладками, были заперты изнутри. Сейчас я вполне смогла бы отодвинуть внутренний засов и войти. Но тогда Влад сразу догадался бы о моей возросшей силе. Я избрала другой способ: сплющившись до толщины бумажного листа, протиснулась в щель и оказалась в "тронном зале". Его убранство полностью повторяло главный зал бухарестского дворца Влада тех времен, когда он был господарем Валахии.

По левую руку от меня располагался "театр смерти" – единственное нововведение, которого не было в прежнем дворце. Из стены, ставшей бурой от потеков крови, торчало несколько пар черных ручных и ножных кандалов. С потолка свисали зловещие цепи дыбы, позволявшей поднимать жертву над полом. Внизу стояло тяжелое деревянное корыто. Оно было выдолблено из дуба, но внутри больше напоминало черное дерево. В этот цвет его окрасила кровь, которую собирали в него в течение не одной сотни лет. Чуть поодаль находился стол (на таких мясники разделывают туши), весь в щербинах и зазубринах от ударов лезвий. К столу примыкала стойка, где в идеальном порядке размещались ножи, тесаки и топоры всех видов и размеров. Вторая стойка предназначалась для деревянных кольев. Некоторые из них были толщиной с мужскую руку, а длиной превосходили мой рост, другие – тоньше и короче (эти использовали для более изощренных пыток). В спокойные времена (пока в наш мир не ворвался Ван Хельсинг) весь этот арсенал служил для кровавых развлечений Влада и последующего уничтожения трупов, дабы мертвецы не превратились в новых вампиров.

"Театр смерти" давно бездействовал, покрываясь пылью и плесенью, но я не сомневалась, что именно на его "подмостках" нашему англичанину суждено было сыграть последний акт своей жизненной драмы. В щедрые посулы Влада я не верила.

Меня подмывало выбрать подходящее оружие и войти в узкую дверь, ведущую в спальню Влада (я безошибочно чувствовала, что он там). Нужно действовать, пока решимость полыхает во мне. И вдруг я почувствовала, что в соседнем помещении кто-то есть.

Я не сомневалась: это Элизабет. Но сколько я ни вслушивалась и ни вглядывалась, вокруг царила мертвая тишина и даже воздух оставался недвижим. Я посмотрела на трон Колосажателя, стоявший на специальном возвышении. К нему вели три ступени, украшенные золотыми буквами, которые складывались в старинный девиз Влада: "Justus et pius". Пусто. И все же я была уверена: Элизабет здесь, невидимая и неуловимая, как и я. Вот только любовь сильнее даже самой изощренной магии.

Мои же глаза были полны любви. Я медленно шла по "тронному залу", пока не коснулась границы, возведенной ее заклинанием. Только что я стояла подле ступеней, ведущих на возвышение, и не видела ничего, кроме пустого трона. Но достаточно было сделать еще один робкий шаг, как воздух задрожал и заклубился подобно облакам, подхваченным ураганом. Потом завеса поднялась, открыв Элизабет.

Напротив трона моя возлюбленная воздвигла алтарь, поставив друг на друга два блестящих куба из оникса. Пространство вокруг него она оградила защитным кругом, сквозь который я незаметно проникла и теперь созерцала тайный ритуал.