Джеймс Херберт - Оставшийся в живых

Келлер все еще не мог вспомнить, когда же именно произошла эта ссора, однако понимая, насколько это важно, он отчаянно напрягал свою память. Но, как это обычно с ним случалось, когда дело касалось событий, связанных с авиакатастрофой, чем больше он старался сосредоточиться, тем упорнее ответ ускользал от него. Конечно, был один человек, который, возможно, мог бы знать ответ на этот вопрос – это Бет Роган. Хотя после всего, что между ними произошло, у него не было ни малейшего желания видеть ее, но он прекрасно понимал, что у него нет выбора. Он должен знать все.

Келлер сидел, потягивая кофе, а перед его мысленным взором отчетливо стоял образ Бет. В свои тридцать шесть лет она была все еще очень красива, зрелость только прибавила ей шарма. Как она воспримет его появление после того, как совсем недавно погиб ее муж? Будет ли она обвинять его так же, как и другие? Или обрадуется за него, что остался жив? С тех пор, как он видел ее в последний раз, прошло много времени, так что предугадать ее реакцию практически невозможно.

Кроме того, было еще нечто, что он должен сделать, и это имело отношение к гипотезе Харри Тьюсона относительно взрыва на борту самолета. Он знал, что Тьюсон часто делает неожиданные предположения о причинах такого рода происшествий и затем подбирает факты в подтверждение своих умозаключений. И в большинстве случаев, если не всегда, он оказывается прав. Если его предположение верно и на этот раз, то зачем кому-то понадобилось подкладывать эту бомбу? И как, черт возьми, ее удалось пронести на борт? Кроме того, ему надо достать список всех пассажиров, и он знал, кто сможет помочь ему в этом. Он понимал, что мог бы спокойно сидеть и ждать отчета Службы расследований аварий самолетов по делу об этой катастрофе, что, если только возникнет подозрение в том, что здесь дело пахнет диверсией, полиция предпримет все меры для расследования того, кем это было совершено и почему. Но на это уйдут месяцы. А у него было такое чувство, что отпущенное ему время уходит.

Преподобный Э. Н. Биддлстоун был крайне обеспокоен. Сгорбившись, опустив голову и засунув руки под мышки, он устало месил ногами осеннюю грязь, бредя по тропинке, бегущей вдоль края поля. В холодном воздухе раннего утра вырывавшееся из его груди дыхание быстро превращалось в маленькие заиндевелые облачка изморози. Со стороны могло показаться, что он внимательно смотрит себе под ноги, но на самом деле все его мысли были сосредоточены на более важных вещах. Главным предметом его беспокойства была перемена в жизни города, которая произошла со времени того ужасного несчастья.

Казалось, будто на Итон опустилась некая серая пелена; пелена уныния и страдания. Он считал это вполне естественным, после катастрофы такого масштаба, а тот факт, что большинство тел пришлось похоронить неподалеку от города в общей могиле, только способствовал установлению атмосферы всеобщего уныния. Лишь немногие погибшие, личность которых удалось установить, были переданы родственникам или друзьям по их требованию и нашли вечный покой в собственных фамильных могилах. Он был уверен, что со временем эта серая пелена рассеется, как только городу дадут возможность забыть случившееся, и все снова будет хорошо. Но он знал и то, что ему самому никогда не удастся забыть этой кошмарной ночи. Она была наполнена для него ужасами, которых местным жителям, к их счастью, не пришлось испытать. Он и его коллега из близлежащей католической церкви ходили среди изувеченных мертвых тел, исполняя последний скорбный обряд над погибшими, невольно отводя взгляд от искромсанных, лишь отдаленно напоминающих человеческие, останков, не в силах сдержать при сотворении молитв дикую рвоту, вызванную запахом горящих масла и плоти. Да, возможно, со временем увиденное потускнеет, но оно никогда не изгладится из его памяти; за одну ночь он узнал больше о бренности и недолговечности человеческого бытия, чем за все двадцать лет своей службы в качестве приходского священника.

Наконец он добрался до калитки, ведущей в конец длинного узкого сада, вытянувшегося вдоль стены его приходской церкви. Войдя в калитку и повернувшись, чтобы закрыть ее за собой, он посмотрел на простирающееся вдаль поле и лежащие на нем обломки "Боинга". Даже мимолетного взгляда на них было достаточно, чтобы всю его высокую костлявую фигуру передернуло от пережитого кошмара; чем скорее уберут отсюда эти обломки – страшный памятник катастрофы, – тем скорее жители его городка смогут вернуться к нормальной жизни. Они до сих пор служили местом жуткого, отвратительного паломничества, совершаемого толпами экскурсантов, устремлявшихся сюда только для того, чтобы поглазеть на место страшной трагедии и остававшихся совершенно равнодушными к достопримечательностям старинного города. Такое поведение гостей огорчаю жителей Итона, хотя и способствовало оживлению их деловой активности. Он был абсолютно уверен, что большинство жителей хотели бы забыть о происшедшем. Только в самом начале эти события вызывали у них какое-то нездоровое возбуждение – пожалуй, даже испуг, – их развлекало присутствие в городе многочисленных репортеров и следователей. Однако теперь, когда интерес к катастрофе постепенно угас, преподобный Биддлстоун полагал, что люди снова воспрянут духом и вновь обретут былое спокойствие. Но по какой-то непонятной причине этого не произошло. Может быть, для этого еще слишком рано. Возможно, это только ему кажется, но то, что случилось прошлой ночью, является еще одним свидетельством того, насколько сильно взвинчены нервы у людей.

Было около десяти часов вечера, и он только что вернулся домой после посещения больной прихожанки, пожилой женщины, переход которой в мир иной был, насколько это возможно, облегчен персоналом Виндзорской больницы, когда до его слуха донесся приглушенный расстоянием крик. Он остановился на широкой мощеной дороге, ведущей к церкви, и прислушался, не будучи уверен, что ему не послышалось. Крик раздался снова и, хотя он доносился откуда-то издалека, его пронзительный звук ясно слышался в холодном ночном воздухе. Викарий поспешил вдоль по дорожке, прямиком через церковный садик, с установленными в нем традиционными серыми надгробиями в память погибших на войне, мимо высокой, сложенной из серого камня церкви с гримасничающими мордами водосливов, к железной калитке в конце сада, за которой начинались поля. Он ускорил шаги, когда ему показалось, что в этих криках, все еще далеких, он услышал нарастающее отчаяние и страдание. Выбежав в поле, он от неожиданности замер на месте, увидев спешащую ему навстречу темную фигуру. В его лицо ударил луч карманного фонарика, и он с облегчением услышал знакомый голос констебля Уикхэма. Последний, вместе с другим полицейским, нес дежурство у обломков аэробуса, охраняя их от мародерствующих охотников за сувенирами, и тоже встревожился, когда вдруг услышал крики, доносившиеся с противоположной стороны поля.