Джеймс Херберт - Оставшийся в живых

Осталось сантиметров тридцать.

– Я поспешил домой и попросил шофера уйти. Я хотел насладиться в одиночку. Я вошел в эту комнату, раздвинул шторы, сел на стул у открытого окна. И ждал.

Келлер был уже почти в дверях.

– Понимаешь, я установил в бомбу часовой механизм. Я знал трассы самолетов: Желтая-один, это через Вудли на Дэвентри, или Зеленая-один, через Рединг. Но трасса роли не играет, в любом случае самолет должен пролететь над Дорни. Видишь ли, я настроил часовой механизм так, чтобы бомба сработала, когда самолет будет пролетать над этим местом. Но что-то в нем разладилось. Самолет взорвался прежде, чем долетел сюда. Я видел это вдали – вспышку взрыва, восхитительное зарево в небе.

Келлер вспомнил о небольшой задержке взлета. Если бы не она, то расчет времени, сделанный Пендлтоном, был бы безукоризненный. Он остановился в дверях.

– Ну, а все эти невинные люди, которых вы погубили вместе с Барретом. Зачем было убивать их? – В голосе Келлера слышалось сомнение, он не хотел поверить в то, что можно быть безумным до такой степени.

– Невинных людей не существует, Келлер, ты должен бы знать об этом.

– Но на борту ведь были дети. Женщины.

– Дети вырастут в таких подлецов, как Баррет. А женщины – даже моя жена и дочь бросили меня. Они ушли много лет тому назад; наверное, и не знают о том, что у меня плохо со здоровьем. Они уехали из Англии. Видишь, Келлер, все виноваты. Ты. Я. Каждый в своей жизни что-нибудь разрушает. Ты ведь тоже?

Несмотря на то, что это была логика сумасшедшего маньяка, Пендлтон был по-своему прав. Всех нас когда-нибудь охватывала ненависть, все мы что-нибудь губили. Но такой довод имел слишком уж общий смысл. Он годился для крайних случаев. Келлера раньше интересовало, как убийцы такого калибра, которые убивают и калечат своими бомбами стольких невинных людей, случайно оказавшихся поблизости от намеченной ими жертвы – оправдывают свои действия. Теперь он знал это. Оправданием для них было их собственное безумное мировоззрение. По их убеждению, весь мир был виновен.

Он приготовился броситься в спасительную темноту коридора.

Пендлтон продолжал, ковыляя и шаркая ногами, приближаться к Келлеру.

– ...Мой завод. Ты понимаешь, благосостояние стольких людей зависело от меня. Я не мог бросить их в беде, и я не мог допустить, чтобы мое имя исчезло из истории авиации. Ведь так? Не двигайся больше, Келлер, а то я тут же пристрелю тебя. И потом эти голоса...

Келлер замер. Свое предупреждение Пендлтон произнес почти не меняя тона, но это только увеличило опасность.

– Они приходили ко мне каждую ночь. Издевались надо мной. Шептали. Насмехались. Правда, дотронуться до меня они не могли. Хотя и пытались. Они пробовали напугать меня до такой степени, чтобы со мной произошел какой-нибудь несчастный случай, но я оказался слишком умным для них. Им не удалось меня подловить.

"Боже мой, – подумал Келлер. – Его собственное безумие спасло его от них. Нормальный человек был бы напуган до умопомрачения. Но Пендлтон не был нормальным".

– ...Я уволил шофера, рассчитал прислугу. Они полагали, что это из-за моей скорби по погибшему коллеге, другу. Члены администрации фирмы знали больше, чем они. Я отправил им письмо с сообщением о том, что собираюсь уехать на некоторое время. Они, конечно, были растеряны. Единственный оставшийся в живых руководитель не может вот так исчезнуть в тот момент, когда фирму охватил кризис, когда она может прогореть. Они отправили людей на розыски, но в конце концов оставили попытки найти меня. Они всегда считали меня эксцентричным человеком. Понимаешь, я не мог покинуть дом. Тогда было бы слишком легко... им... добраться до меня. И я спрятался. Но они сказали, что пошлют кого-нибудь. Это ведь ты, правда? Того, другого, я по ошибке принял за тебя.

– Да, это я, – просто ответил Келлер.

– Ну, хорошо. И что ж ты собираешься делать? Сообщить полиции? – спросил он скрипучим голосом, переходящим в злобное ворчание. – Вряд ли тебе удастся сделать это, если ты будешь мертвым, не правда ли?

Келлер не отрываясь смотрел, как палец безумца с побелевшими от напряжения суставами начал медленно надавливать на спусковой крючок. Он поднял нож, создавая себе жалкое подобие зашиты. Значит, это конец? Как нелепо было уцелеть таким чудесным образом в авиакатастрофе только для того, чтобы отправиться на тот свет от руки маньяка, выстрелившего в него в упор.

Они оба одновременно почувствовали порыв ледяного ветра, ворвавшегося в комнату. Пендлтон вертел головой из стороны в сторону, а изо всех углов комнаты слышались голоса, шепотом взывающие к Келлеру. Среди них был и голос Рогана, а вот голоса Демона – Госуэлла – почему-то слышно не было. Голоса умоляли, взывали о помощи. Келлер понял, чего они хотели – смерти Пендлтона. Но что он мог сделать? Он был беспомощен.

Теперь рука безумца сильно дрожала, он дергал головой и вопил, требуя, чтобы голоса убрались вон.

И Келлер решил рискнуть. Он бросился вперед, низко пригнулся и, поднырнув под ружье, сбил Пендлтона с ног, ожидая грохота выстрелов, которые должны были снести ему голову. Но палец Пендлтона соскользнул со спускового крючка и выстрелов не последовало. Оба они, сцепившись, упали на пол, старик визжал и яростно пинал Келлера, его онемевшая рука ожила, пальцы впились в лицо Келлера. Келлер просунул локоть под подбородок Пендлтона и что есть силы надавил ему на горло, но толстый шерстяной шарф, обмотанный вокруг шеи, надежно защитил ее.

Голоса, звучавшие в его голове, призывали не поддаваться Пендлтону, одолеть его и покончить с ним тут же, немедленно. Келлер убрал локоть с горла старика и, дотянувшись до ружья, схватил его за стволы и отбросил в сторону. Зловонное дыхание Пендлтона било ему в нос, вызывало тошноту. Изо рта, раскрытого в крике, на лицо Келлера летела слюна. Он поднял руку, в которой был зажат нож, и поднес ее к лицу Пендлтона. Глаза старика еще больше расширились от ужаса при виде занесенного над ним оружия.

– Нет! – закричал он, но голоса в голове Келлера призывали к убийству. Неожиданно один из кусочков пластыря, удерживавший веко Пендлтона, отклеился, и веко тут же опустилось, закрыв глаз. Именно это остановило занесенный над стариком нож.

Келлер не смог заставить себя нанести удар в такой ситуации. Перед ним лежал всего лишь изможденный полоумный старик. Доведенная до безрассудства, яростно сопротивляющаяся человеческая развалина. Это было зло, но зло безумия, зло болезни. Он отбросил нож и увидел, что в открытом глазу Пендлтона отчетливо отразилось недоумение. Голоса в голове Келлера взывали в дружном протесте.

Но он не станет убивать ради них!

На какое-то мгновение, показавшееся вечностью, борьба прекратилась. Но внезапно Келлер почувствовал сильный пинок, от которого он отлетел назад и упал навзничь. Пендлтону удалось просунуть ногу в промежуток между их телами, и он пнул Келлера еще раз со всей силой и яростью помешанного. Келлер быстро приподнялся, опершись на локоть, и увидел, что старик пытается отдышаться, встает на ноги и снова сжимает в руке ружье. Келлер, с усилием заставив повиноваться свое тело, поднялся с пола одновременно с ним, и какое-то мгновение двое мужчин стояли лицом к лицу, разделенные пространством комнаты. Келлер пристально смотрел в единственный открытый глаз Пендлтона и видел переполнявшую его ненависть.