Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 2. Тень Бафомета

В общем, моя возлюбленная — женщина необычайная и любит окружать себя таинственностью. Я с трудом привыкаю к ее капризам и эксцентричным привычкам: в ее поведении чувствуется нечто необъяснимое. И хотя нашим свиданиям уже почти полгода, мне так и не довелось услышать ее голос. Поначалу я настойчиво интересовался причинами столь странного поведения. В ответ на следующий после свидания день приходили письма с просьбами ни о чем не спрашивать, дабы не мучить ее без нужды и т. п. В конце концов я смирился и больше не настаивал. Быть может, она попала в катастрофу и не может говорить? Стыдится и вместо облегчающего признания предпочитает, чтобы я терялся в догадках?

Мы по-прежнему видимся раз в неделю, и всегда по субботам — в другие дни меня не принимают. И увертюра к любому моему визиту обладает одной характерной чертой.

Я не всегда застаю Ядвигу дома. Иногда приходится ждать довольно долго. Появляется она внезапно и бесшумно, и я не представляю, как и откуда она вошла. Вдруг оказывается за моей спиной и целует в шею — роскошное ощущение, сладостное… но и страшное. К тому же я почти уверен — всякий раз к ее приходу я впадаю в некий транс. В чем дело, не могу объяснить — может быть, глубокая задумчивость или экстаз?

Во всяком случае, когда Ядвиги долго нет, мой взгляд невольно привлекает греческий щит vis-a-vis входа. Непонятно, но я убежден: щит повесили с определенной целью — отвлечь мое внимание, приковать мой взгляд и не выпускать из блестящего круга. И не щит ли погружает меня в странное состояние?…

Позже все идет обычным чередом: мы любим, нежно ласкаем друг друга, позволяем себе совсем ребяческие шалости и шутки — однако встречаемся всегда так, как я описал, как-то странно…

И еще кое-что тревожит, пожалуй, мелочь, и все-таки мне неприятно. Ядвига, по-моему, впадает в крайность — она постоянно кутает голову во что-то вроде греческой накидки из ослепительно белой плотной ткани.

Ненавижу эту накидку! Если бы прятала только волосы, так нет же, она ревниво укрывает свое алебастровое чело, лицо, уста, глаза…

Когда я пытаюсь снять эту молочно-белую чадру, она сердится и прячется в глубине комнаты. Что за упрямство! Видно, и впрямь красивые женщины похожи на химер. И следует научиться уважать их капризы. А я отнюдь не всегда снисходителен. Раздраженный в последний раз таким восточным обычаем — это так смахивает на маскарад, — я попытался схватить ее за руку, когда она убегала. Схватил резко и грубо, порвал дорогой белоснежный пеплос, так что большой лоскуток ткани остался у меня в руках. Храню его и постоянно ношу с собой…

….

Третьего дня в субботу я сделал странное открытие. Как всегда, придя вечером на свидание, не застал Ядвиги в комнате. Дабы избегнуть взгляда Медузы на щите, направился в альков, отделенный от комнаты длинной белой занавесью, свисающей с бронзового карниза до самого пола. И вдруг мне бросился в глаза разорванный край занавеси — приблизительно на высоте человеческого роста щерилась довольно большая дыра. Я машинально взял в руки ткань, мягко скользившую в пальцах. Мягкость и шелковистость что-то напомнила. Я инстинктивно потянулся к карману и извлек укрытый на память лоскут пеплоса. Лоскут и дыра на занавеси показались мне похожими по форме. Я приложил лоскут к разорванному краю. Поразительно! Кусок ткани из греческого одеяния пришелся точнехонько впору, будто я разорвал не платье, а занавесь…

Через полчаса, здороваясь с Ядвигой, я внимательно осмотрел ее одеяние. Никаких следов — пеплос ниспадал к стопам дивными безупречными складками… ни малейшего изъяна.

Ядвига заметила, что я наблюдаю за ней, улыбнулась кокетливо и таинственно. И тогда я подвел ее к алькову, чтобы расспросить о моем странном открытии. Еще одна загадка! Занавеси не было! Мелькнула забавная мысль: а что, если она все-таки позаимствовала занавесь для своего пеплоса?…

Гостеприимный альков открыл нам свои объятия, мягкое ложе манило. Я взглянул на Ядвигу, она ответила восхитительной улыбкой.

….

Еще одно любопытное «открытие». У нее на теле совершенно такие же родимые пятна, как у меня. Собственно говоря, пятна у нас абсолютно идентичны. Забавное совпадение, не правда ли! Тем более забавное, что и расположены они на тех же самых местах. Одно, темно-красное, напоминающее виноградину величиной с орех, — на правой лопатке, а другое, в форме так называемой «мышки», — высоко в левом паху. Совпадение таких примет вызывает по меньшей мере недоумение, ведь форма пятен вовсе нетипична, да и вообще такие знаки исключительно характерны и индивидуальны. Смешная история…

Заметил я и еще кое-что. Кожа у Ядвиги, особенно на груди и на спине, — смуглая, загорелая, как у меня. Я люблю загорать и много бываю на солнце каждое лето, поэтому понятно, откуда у меня стойкий загар. Но очень сомневаюсь, что смуглый оттенок кожи у Ядвиги того же происхождения. Она тщательно избегает солнца и всегда поспешно опускает жалюзи. А я, напротив, очень люблю солнце, и моя комната всегда залита солнечными лучами…

….

Странности в поведении Ядвиги решительно не поддаются никаким объяснениям. Последние недели она принимает меня в полуосвещенной, иногда просто темной комнате и заставляет ждать целыми часами. Наконец появляется откуда-то из темного угла спальни, вся закутанная в омерзительную чадру, и порой кажется призраком. На прошлой неделе выглядывала из щели накидок, как из крепостной бойницы.

Зато наши отношения переживают апогей. Эта женщина безумствует! Она беспредельно эротична, разнузданно предается страсти, бьется в конвульсиях вожделения. Часто мне не удается разделить ее поистине сатанинское буйство, я впадаю в какую-то одурь, слабость. Черт возьми! Да, не знал я Ядвиги Калергис!

К тому же с некоторых пор происходит нечто необъяснимое — это явление, пожалуй, можно бы назвать «неуловимостью». То ли из-за белых одежд, в которые она постоянно кутается, то ли из-за слабого освещения, только порой она словно исчезает. Возникают какие-то неожиданные и загадочные оптические обманы. То она как бы двоится, то я вижу ее где-то вдали. Совсем как в «танце семи покрывал» или на картинах кубистов. А порой она — словно незавершенное изваяние, произведение незаконченное, неопределенное.

Эта «неуловимость» обманывает и осязание. Не раз меня неприятно поражало, что ее плечи и грудь, еще недавно округлые и упругие, сделались дряблыми. Одежда под моей рукой сминалась, казалось, под одеждой нет тела — некогда плотное, крепкое, оно будто избегало моих объятий…

Недоумения множились, однажды, в очередной раз чем-то неприятно пораженный, я решился на опыт. Осторожно извлек из галстука опаловую булавку и вонзил в ее обнаженную ногу. Брызнула кровь, и раздался крик — но вскрикнул я сам от острой боли в ноге. Ядвига же, странно улыбаясь, молча смотрела на кровь, стекавшую у нее из раны крупными рубиновыми каплями. С ее уст не сорвалось ни слова жалобы.