Джон Соул - Черная молния

Р.К.: Ну, так было принято говорить – "зависал". Что касается самого Нижинского, то он, по его же собственным словам, просто-напросто подвешивал себя над сценой. Он говорил, что научился отделяться от собственного тела, и когда он выступал, то летел одновременно над сценой и над собственной плотью, манипулируя ею, словно марионеткой на веревочках.

Э.Д.: И вы верите в то, что подобное возможно?

Р.К.: Не просто возможно, миссис Джефферс. Я уверен, что он делал именно так. Видите ли, он перестал танцевать, потому что испугался – испугался того, что в один прекрасный день не сможет вернуться в собственное тело и останется вне его. В самом конце своей карьеры он, возвращаясь в свое тело, всякий раз находил там незнакомую духовную сущность. Он боялся, что незнакомый дух станет сильнее его и тогда он, Нижинский, окажется не в состоянии вновь обрести свое тело. Вот почему он перестал танцевать, вот почему его провозгласили шизофреником. Но что, если он не был шизофреником, миссис Джефферс? Что, если у него не было и намека на шизофрению? Что тогда?

На этом интервью заканчивалось. Энн тогда еще сделала для себя пометку – узнать все, что возможно, о Вацлаве Нижинском. Впрочем, в те дни это казалось ей не слишком значительным и она сосредоточила все свое внимание на других, более важных вещах, вернее, на том, что она тогда считала более важным.

Теперь же она поняла, что ничего важнее этой информации нет. Особенно в том случае, если Нижинский, а значит, и Ричард Крэйвен оказались правы.

Она снова перевела взгляд на письмо, вернее, на последнюю строку в нем:

"...я уже выбрал для себя партнера".

Если Крэйвен прав, то он выбрал вовсе не Гленна, ни в коем случае не Гленна, потому что Гленном он уже завладел.

Тогда кого?

Кого мог выбрать убийца? Страшная мысль пронзила все ее существо, и она схватилась за телефон, чтобы позвонить Рэтте Гувер. В трубке четыре раза пискнуло, а потом к телефону подошла Рэтта собственной персоной. Энн прерывающимся голосом попросила к телефону дочь. Когда секундой позже она положила трубку, ее лицо было пепельно-серым, а руки тряслись. Но прежде чем она успела произнести хоть словечко, ее опередил Марк Блэйкмур, который к тому времени завершил свои переговоры и сунул рацию в карман пиджака.

– Этот фургон взят в аренду, Энн, – тихо произнес он. – И взял его в аренду Гленн. Всего несколько дней назад.

Энн молча кивнула.

– Но это не Гленн, – сказала она прерывающимся от рыданий голосом. – Это ОН, Марк, точно ОН. И ОН взял с собой Хэдер! Господи, он взял с собой Хэдер. Он собирается ее убить.

Хэдер Джефферс краем глаза взглянула на отца, хотя изо всех сил делала вид, что смотрит сквозь оконное стекло на разыгравшуюся на улице бурю. Когда отец перехватил ее у Рэтты, она удивилась: обычно если она или Кевин решали куда-то пойти, то они или шли пешком, или ехали на автобусе, или отправлялись с друзьями на автомобиле. Она еще больше удивилась, когда увидела, на чем приехал отец.

– Кто это купил? Ты или мама? – спросила она, разглядывая огромное транспортное средство.

– Я взял его напрокат, – ответил ей отец. – Твоя мама пока об этом не знает.

Когда отец сообщил ей, что они должны встретиться с матерью и братом в таиландском ресторанчике на Мерсер-айленд, она не стала задавать лишних вопросов.

– Ну, что ты думаешь об этом моторизованном чудище? – спросил отец с улыбкой.

Девочка обследовала дом на колесах, а затем вернулась на место для пассажиров.

– И как только ты с ним управляешься? – спросила она. – Уж больно он велик.

Отец взглянул на нее, и его взгляд показался ей забавным – такого выражения в его глазах она раньше не видела.

– Я умею делать много такого, о чем ты даже не подозреваешь, – сказал он, и его голос тоже показался ей странным. Она испытала весьма сложное чувство – не испуг, скорее волнение. Хэдер спросила отца, здоров ли он. Он ответил, что здоров, но таким сюсюкающим голоском, каким раньше не позволял ей обращаться даже к Кевину. Она отвернулась от него и снова уставилась в окно, сохраняя молчание до тех пор, пока они не приблизились к перекрестку Мерсер-айленд и магистрального шоссе.

– Ты же хотел остановиться на Мерсер-айленд, – напомнила Хэдер, поскольку отец, по-видимому, не замечал, что они были уже совсем близко от нужного места.

Он ничего не сказал в ответ, равно как и не остановился. Вместо этого он продолжал мчаться по шоссе. Через минуту они проехали Мерсер-айленд и направились дальше через мост.

– Отец, ты в порядке? – требовательно спросила Хэдер, когда они миновали мост. – Как раз здесь ты бы мог сделать разворот.

– А почему тебе пришло в голову, что я собираюсь разворачиваться? – ответил ее отец. При этом он даже не посмотрел на дочь, и Хэдер неожиданно поняла, что этот человек за рулем вовсе не походит на ее отца. На его лице застыло странное отрешенное выражение, словно у сумасшедшего. Когда же отец перевел глаза на Хэдер, та почувствовала, что по ее коже побежали мурашки.

– Отец, скажи, пожалуйста, что с тобой происходит? – снова спросила она. – Почему мы не остановились на Мерсер-айленд?

– Потому что мы едем совсем в другое место, – последовал ответ.

– Но ты сказал...

– Неважно, что я сказал. Мы не едем на Мерсер-айленд.

– Тогда куда же мы едем? – спросила Хэдер.

– В другое место. Туда, где мы сможем побыть вдвоем.

Именно последние слова отца – "туда, где мы сможем побыть вдвоем" – превратили недоумение Хэдер в самый настоящий страх.

Побыть вдвоем.

Но почему? Впрочем, ответ на этот вопрос был уже готов. С самых юных лет ее постоянно предупреждали – никогда не ездить с незнакомыми людьми, которые предложат ей куда-нибудь прокатиться, чтобы "побыть вдвоем".

Да, но ведь это ее отец!

Тогда она вспомнила Джолин Риксман, которая до недавнего времени училась в ее классе. В прошлом году Джолин попыталась покончить жизнь самоубийством. Выяснилось, что ее отец начал затаскивать ее с собой в кровать, когда девочке было только четыре года. Отец угрожал убить ее, если она расскажет хоть кому-нибудь, что они вместе проделывали.

Но отец Хэдер был совсем другим человеком – он-то никогда не глядел на нее как-нибудь по-особенному, не говоря уже о том, чтобы проделывать с ней те вещи, о которых предупреждали ее подружки, досыта наслушавшиеся рассказов про Джолин.

Теперь, однако, на ум Хэдер пришли слова матери, разговаривавшей с ней после того, как отец вернулся из госпиталя. По словам матери, Хэдер предстояло свыкнуться с мыслью о том, что отец уже никогда не будет прежним, что он едва не умер и что должно пройти очень много времени, прежде чем он окончательно поправится. Но ведь не мог же отец измениться до такой степени, верно?