Лорел Гамильтон - Сны инкуба

— Я сделаю все, что требуется моей леди.

— Это что должно значить?

Мне уже стало настолько лучше, что и подозрительность проснулась.

Он засмеялся и прижался телом к моим ногам настолько сильно, что у меня слегка разъехались колени. Тело его накрывало мне ноги, но это движение было похоже на начало чего-то. Для большинства мужчин трудно удержаться мыслями выше пояса, когда они касаются того, что ниже пояса, как бы невинно ни было прикосновение. Он — вампир, но все равно мужчина. И я не ставлю ему в вину, что он об этом думает, пока он ограничивается мыслями.

— Мне уже лучше. Вряд ли нужны такие героические меры.

— Твоя интонация, напряжение во всем теле, — произнёс он из-под одеяла, — настолько насторожённые, будто ты думаешь, что я тебя собираюсь насиловать.

— Скажем так: я не слишком доверчива.

Хотя я чувствовала себя несколько глупо, разговаривая с выпуклостью под одеялом, когда эта выпуклость обернута вокруг моего тела. В этой ситуации мне не хватало достоинства.

Он прислонился головой к моему боку, потому что был слишком высок, чтобы положить её мне на колени, когда его тело накрывало мне ноги. Руки его обернулись у меня вокруг спины, просунулись между мною и спинкой сиденья. Для меня это было слишком интимно, и давным-давно, когда ardeur был ещё голоден, такое слишком-личное-и-близкое пробудило бы его, но сейчас не случилось ничего. Я ощущала только тепло и его движения, и ещё — неловкость от такой близости почти незнакомого мужчины. Но я могла думать. Чувствовала себя дерьмово, но такая близость не будила ardeur. Сегодня я питалась от этого вампира, и даже эта мысль не пробилась сквозь холод. Будь мне сейчас получше, я бы обрадовалась. Ardeur более не владел мной. Он не мог больше заставить меня делать такое, что меня до невозможности смущает. Да, пусть я все равно должна его кормить, но теперь на своих условиях. Или почти на своих.

И я сидела в компании красавца-мужчины, обернувшегося вокруг моего тела, и улыбалась. Даже несмотря на холод и пустоту внутри, я радовалась. По-прежнему вполне рада была променять тот всепоглощающий жар на этот ждущий холод. Потому что я ощущала теперь это ожидание. Ardeur никуда не делся. Он как огонь, догоревший до холодной золы, но в угасающих дровах ещё живой. Его лишь как следует раскочегарить, и пламя будет то ещё.

От одной этой мысли он ожил, стрельнул язычком пламени. Я его загасила. Придавила. Нет ещё. Пока нет.

Реквием приподнял голову, задев макушкой мои груди, но через кожаную куртку прикосновение не очень ощущалось. Куртка была достаточно объёмная, чтобы у Реквиема это вышло случайно, хотя мне не очень верилось. Если Реквием хоть чуть-чуть похож на Жан-Клода и Ашера, то он отлично знает, где его тело находится и что делает. Но я не стала цепляться. Теперь я уже не такая лёгкая добыча для ardeur'а. Вот так-то!

Я ощутила Дамиана. Хотелось бы сказать, что я его услышала или увидела, но это было бы неправдой — я его ощутила. Он сидел, прислонившись к стене, и был холодным, очень холодным. Куда холоднее, чем я за все это время.

— Дамиан, Дамиан! — позвала я. — Что случилось?

Ответа я не услышала, но ощутила его тело, этот мучительный холод в самой середине его. Что с ним такое?

— Дамиан, Дамиан, что с тобой?

— Ты сказала — «Дамиан»? — спросил Реквием.

— Да, ему плохо. Он холодный, такой холодный, что свалился под стенку. Кто-то около него есть, но кто — я не вижу. Он очень, очень холодный.

Реквием подался вверх, высунул из-под одеяла голову и посмотрел мне в глаза.

— Анита, теперь его мастер — ты, это ты даёшь ему жизнь. Твоя энергия делает его живым.

— А, черт!

— Вот именно. Ты можешь не ответить, когда к тебе взывает ardeur, но ты холодна на ощупь, и это твоё тепло согревает Дамиана, причём в гораздо более широком смысле, чем отдача крови.

Я закрыла глаза и прислонилась головой к сиденью:

— Черт, черт, черт!

— Ты позволишь ему умереть ради своей стыдливости?

Я открыла глаза:

— Вопрос прозвучал бы куда благороднее, если бы не ты стоял сейчас передо мной на коленях.

Он склонил голову набок, какое-то любопытное выражение появилось у него на лице. Такое, будто он хотел бы что-то сказать, но потом он мотнул головой, передумав, и я могу ручаться, что вышедшие из его рта слова не были теми, что первыми пришли ему на ум.

— Ты умеешь питать ardeur без сношения и без отдачи крови?

— Да.

— Тогда позволь мне предложить себя в качестве закуски, чтобы продержаться, пока ты доберёшься до клуба и до своего pomme de sang.

— Уточни слово «закуска», — попросила я.

Дамиан у меня в голове вопил, я смутно увидела его глазами блондинку, склонившуюся над ним. Элинор, одна из новых вампиров. Она что-то говорила, но он уже ничего не слышал — только беззвучно шевелились накрашенные губы.

Я схватила Реквиема за ворот рубашки.

— Ладно, времени нет. Дамиану нужно… нужно согреться.

— Тогда позволь мне поделиться с тобой своим теплом, — шепнул Реквием, склоняясь ко мне.

Как часто стало случаться, у меня не было сейчас времени объяснять или подробно инструктировать. Он просто сообразил, что нужно, и стал действовать.

Губы его коснулись моих, и поцелуй был нежен, без всякий вольностей — язык его скромно оставался у него во рту. Конечно, ardeur от такой скромности не пробудился.

Он отодвинулся, посмотрел мне в лицо.

— Ты все ещё холодна во всех смыслах.

Я кивнула. На другом конце метафизической связи Дамиан молил о помощи. Он умирал — не так, как умирает человек, но как на глазах умирает пламя от недостатка кислорода. Будто какую-то невидимую искру задувало в нем. Этой искрой был он, и я не знала, как ему помочь.

И я посмотрела на стоящего передо мной мужчину. Он был достаточно красив, но ardeur не давал жара, и этот мужчина оставался для меня чужим, а к чужим я не вожделею. Меня нужно соблазнять не цветом глаз, не безупречностью лица, но улыбкой, которая становится мне дорога, разговором таким родным, чтобы он стал для меня музыкой. Хорошее знакомство не рождает во мне пренебрежения, а создаёт ощущение безопасности, а без него во мне не просыпается желание — по крайней мере, на уровне сознания, а именно этот уровень был мне сейчас нужен. Я наконец нашла замок для своего подсознания, и он означал, что мне следует пробудить ardeur намеренно — не просто убраться у него с дороги или перестать ему сопротивляться, но выманить его к жизни. Опять-таки, я не представляла себе, что значит — контролировать силу до такой степени. Кажется, я всю жизнь прожила, не понимая, какую я в себе устраиваю неразбериху, а понимала это всегда слишком поздно.

Я схватила Реквиема за локти, впилась ногтями.

— Дамиан умирает, а я не знаю, как его спасти.