Лорел Гамильтон - Сны инкуба

Я таращилась молча, потому что слов у меня не было.

— Единственное, что мешает этому домашнему уюту быть полным — это неудовлетворённые потребности Натэниела. — Он шагнул ко мне, нагнулся, но настолько серьёзно было его лицо, что мне даже в голову не пришла мысль, будто он меня сейчас поцелует, и он не собирался этого делать. — Ты поставила дело так, что в этом семейном трио штаны носишь ты, и все хорошо, потому что Мику и Натэниела это устраивает. Но в ношении штанов есть свои минусы, Анита — ты же и принимаешь решения. Ты сейчас работаешь, как никогда. Ты счастливая и довольная, какой я тебя никогда не видел. Насчёт Мики — его я не так хорошо знаю, но Натэниел тоже никогда не был так счастлив, как сейчас. Все работают, Анита, все делают свою работу. Все, кроме…

— Кроме меня.

— Кроме тебя.

— Знаешь, Джейсон, я не могу сказать, что ты ошибаешься. Но прямо сейчас я ненавижу тебя за то, что ты прав.

— Ненавидь, если хочешь, но я не могу смотреть, как человек выбрасывает на помойку все, к чему рвётся его сердце.

— Моё сердце к этому не рвётся.

— Может быть, но это то, что тебе нужно. Тебе нужна хорошая жена в стиле пятидесятых годов.

— А кому нет? — спросила я.

Он улыбнулся:

— Есть такие, которые хотели бы быть такой женой. А я просто не могу найти женщину, которая была бы достаточно мужчиной, чтобы держать меня в том стиле, к которому я ещё не привык.

Я не могла не улыбнуться. Черт его побери, Джейсона.

— Ты знаешь, ты один мог бы нагрузить меня всем этим и не разозлить на всю жизнь. Как тебе это удаётся?

Он чмокнул меня в губы, почти по-братски.

— Этого я не знаю. Но за тайну этого рецепта Жан-Клод заплатил бы целое состояние.

— Может быть, не только он.

— Может быть. — Он отступил, улыбаясь, но глаза его вновь стали серьёзными. — Анита, прошу тебя, езжай домой и не выпендривайся. Просто будь счастлива и дай всем быть счастливыми. Неужто это так трудно?

Когда Джейсон это говорит, оно кажется совсем не трудным. И очень даже разумным, но откуда же у меня ощущение, что это будет ого как трудно? Просто отпустить вожжи и перестать всех дёргать. Просто отпустить вожжи и радоваться тому, что есть. Просто отпустить вожжи и быть счастливой. Так просто, так сложно… так страшно?

Когда Джейсон вёл меня обратно к джипу, чья-то машина взвизгнула колёсами по асфальту. Я только мельком видела её, пока она не вылетела на улицу, но узнала. Очевидно, Ронни везла их обоих домой, но ссора не окончена. Ладно, не мои проблемы. Видит Бог, мне хватит личных проблем и без того, чтобы встревать в чужие. Конечно, бывает, что не хочешь во что-то лезть, а приходится.

— Меня домой не подвезут?

Спрашивал Луис Фейн, д-р Луис Фейн, хотя докторская у него не по человеческой биологии, а по биологии летучих мышей. Он исследовал адаптацию малой бурой ночницы к жилищам человека. Вышло так, что исследование летучих мышей, уже другого вида, привело его в пещеру, где на него напала крыса-оборотень. Вот так он и стал покрываться мехом раз в месяц.

— Легко! — ответили мы с Джейсоном в унисон.

Луи улыбнулся:

— Вообще-то мне одной машины хватит, но спасибо обоим.

Глаза его, по-настоящему чёрные, а не темно-темно-карие, как у меня, не соответствовали улыбке. Они все ещё были злыми.

— Он живёт по дороге к «Цирку», — напомнил Джейсон.

— Ладно, — кивнула я. Посмотрела на Луи и хотела спросить, о чем они спорили, и не захотела спрашивать. В порядке компромисса я задала вопрос: — Все у вас нормально?

Он покачал головой.

— Ронни тебе завтра, наверное, позвонит и расскажет. Я думаю, ты вполне можешь знать заранее, может, что-нибудь ей втолкуешь.

Я слегка пожала плечами.

— Не знаю. Ронни бывает здорово упряма.

Джейсон заржал:

— Прикольно слышать, как ты кого-то обвиняешь в упрямстве!

Я мрачно на него глянула и спросила Луи:

— Ты точно хочешь ехать домой с этим комиком, а не с нами?

Он покачал головой:

— Джейсону по дороге.

Он так и не сказал мне, о чем был спор. Напомнить или ну его?

— Вы хотите без меня поговорить? — спросил Джейсон.

— Если ты не против, — вздохнул Луи.

— Ладно, попрощаюсь с Микой и Натэниелом и буду ждать возле своей машины.

Он помахал мне рукой и отошёл.

Второй — нет, третий раз за сегодняшний вечер я стояла в прохладной тени в задушевной беседе уже с третьим мужчиной. Который не был даже моим любовником, постоянным или случайным.

— Что случилось, Луи?

— Я сегодня предложил Ронни выйти за меня замуж.

Многого я могла ожидать, но к этому была не готова абсолютно. У меня отвисла челюсть. Когда я смогла захлопнуть пасть и притвориться, что ко мне вернулся разум, я спросила:

— Чего ж тогда вы поссорились?

— Она отказалась.

Это он сказал, не глядя на меня. Уставился в пространство, сунув руки в карманы брюк, что безнадёжно портило линию костюма, но руки надо было куда-то девать.

— Она отказалась, — повторила я, будто не расслышала.

Он посмотрел на меня:

— Ты удивлена?

— Ну, вообще-то я помнила, что у вас все хорошо.

Честно говоря, последний разговор, когда Ронни мне что-то рассказывала, состоял в основном из хихиканья, поскольку посвящён был сексу. Мы все друг другу выкладывали, как умеют только женщины, и выяснилось, что у неё с Луи секс не хуже, чем у меня с Микой. То есть чертовски хорош. Ронни по ошибке решила, что раз я с Микой, значит, я бросила Жан-Клода. Когда она выяснила, что одно из другого не следует, то отнеслась к этому без восторга. Она никак не могла примириться, что я встречаюсь с нежитью. Разборчивая она, Ронни. Но шуточки шуточками, а её неприязнь к Жан-Клоду осталась неколебимой. И с тех пор мы не очень много общались.

— Все действительно чудесно, Анита. Вот почему это так… — он поискал слово, остановился на таком: — обидно!

— Так я не поняла, действительно вам было хорошо?

— Я тоже так думал — может быть, ошибался? Да нет, черт возьми, не мог я так ошибиться. Лучшие два года моей жизни. Не было лучшего начала дня, чем проснуться с нею рядом. И я хочу, чтобы каждый день так начинался. Что ж тут плохого?

— Ничего, Луи.

— Тогда зачем же так ругаться, как я от неё ещё никогда не слышал за эти два года?

Тёмные глаза смотрели требовательно, будто я знаю ответ, просто ему не говорю.

— Я утром позвоню Ронни, если она мне раньше не позвонит. И поговорю с ней.

— Она сказала, что ни за кого не хочет замуж. Сказала, что если бы за кого-нибудь вышла, то это был бы я, но не хочет выходить. Не хочет.

Такое страдание слышалось в его голосе, что больно было ушам.

— Я тебе сочувствую. — Чуть было не взяла его за руку, но решила, что не надо, и сказала: — Может, вы просто могли бы жить вместе?