Лорел Гамильтон - Сны инкуба

Я закричала, закричала, потому что не знала, что делать с силой. Я — их монета, но я не знала, как сковать нас воедино. Будто троих засунуть в одно тело — с чего начать? Как запихнуть?

Но не я здесь была начальником, и не мне было искать способ сложить три таких здоровенных элемента в одно целое. Прохладная сила Жан-Клода обтекла меня, охладила ожог, коснулась на краях силы Ричарда и вынесла нас на поверхность этого метафизического моря. И он сказал почти то, что я думала:

— Я могу так подержать секунду, но когда мы в следующий раз погрузимся, нельзя сопротивляться. Мы должны отдаться этому, и друг другу тоже.

— Уточни, что значит «отдаться», — сказал Ричард, и голос его был хриплым от усилия — будто он сдерживал давление колоссального веса со своей стороны. Может быть, так оно и было.

— Ты в теле Аниты, а я пью из тебя.

У нас не было времени сказать да или нет, или вообще что-нибудь. Сила вдруг вернулась, будто мы открыли дверь и увидели, что дом вокруг нас рушится. Времени не было. Либо мы полетим на волне этой силы, либо она нас похоронит — похоронит вместе со всеми, кого мы любим, кого клялись защищать. Отстраненно я подумала, что если бы у нас была четвёртая метка, плыть на волне было бы легче, но мысль исчезла под напором тела Ричарда. Он был готов, твёрд и толст, и устроил так, что Жан-Клод таким не будет. Могли быть и другие способы нас связать воедино, но Ричард лишил Жан-Клода некоторых вариантов, и меня тоже, просто не дав тому пить. Забавно, как, пытаясь избежать одного зла, влетаешь с размаху в другое.

Ричард втолкнулся в меня. Я была зажата, а он толст, но как только он стал в меня вталкиваться, страшный груз силы стал легче. Как будто тело Ричарда сломало какой-то барьер, будто моё тело — дверь, и мы вломились в неё.

Раздался сдавленный голос Ричарда:

— Туго, очень туго. Боюсь тебе повредить.

Он навис надо мной будто в упоре лёжа, и потрясающий был вид между нашими телами. Вид, как он в меня входит.

Я схватила его за руки:

— Не останавливайся, боже ты мой, не останавливайся!

— Ты слишком зажата.

— Это ненадолго!

— Она влажная? — спросил Жан-Клод.

Ричард посмотрел на него — весьма недружелюбно.

— Да.

— Тогда ты её не травмируешь.

— Ты сам говорил, Жан-Клод, ты не так хорошо оснащён, и не знаешь, как можно травмировать женщину, даже если этого не хочешь.

Я стукнула Ричарда ладонью по плечу — до лица было не достать. Он уставился на меня, готовый разозлиться.

— Я тебе не Клер! Я тебя хочу, Ричард! Хочу, чтобы ты был во мне, умоляю, Ричард, пожалуйста. Только не останавливайся!

Он смотрел на меня сверху вниз, с очень мужским выражением лица — и очень своим, Ричардовским. Я глядела на него, знала, как сильно он хочет в меня всадить, но часть его сознания, которая оставалась Ричардом, которая продолжала так напряжённо думать, боялась. Не того боялась, что меня травмирует, а боялась увидеть у меня на лице то же выражение, что и у Клер. Я ощущала этот страх языком. Ощущала, как пульс у меня на шее зачастил не от вожделения — от страха. От страха, что Клер права, что он — животное. Если бы она мне подвернулась сейчас под руку, я бы могла ей залепить пощёчину. Меньше всего нужно было Ричарду сейчас перелопачивать помойку эмоций.

— Если ты этого не сделаешь, mon ami, то разреши мне пить, и закончим с этим.

— Я не твой друг, — огрызнулся Ричард, и его злость разлилась у меня по коже горячим маслом.

Она не жгла, как до того, и я знала, что это работа Жан-Клода. Он притуплял острие силы Ричарда, точнее, превращал её из жгучей боли во что-то более приятно. Если по коже перекатывается нагретое масло вместо волны жгучих искр, можно ли возразить?

— Тогда будь моим врагом, — ответил Жан-Клод, — но один из нас должен это сделать. Если ты не станешь сам, то помоги мне.

Я села, и он был недостаточно глубоко, и потому выскользнул. Снова вернулось сокрушающее давление, Жан-Клод ухватил меня за волосы, оттянул голову назад и поцеловал меня. Сильно, глубоко, запуская язык в рот. Я растаяла, подставила губы, отдала своё лицо его рукам. Вторая его рука соскользнула с лица на шею, на плечо, лаская груди спереди. Он наклонил меня к себе, и я поняла. Как мы уже говорили, его сила — в соблазне. Он глубинную связь в буквальном смысле возводит на фундаменте секса. Каждое прикосновение, ласка, проникновение — новый камень в стены нашей крепости. Я могла бы поспорить с выбором строительных материалов, но не я здесь командую — это его мяч, не мой. Конечно, любой мяч можно разыгрывать по-разному.

Руки Жан-Клода спустились ниже, он взял мои груди в ладони, сжал их, сжал резко и сильно. Я оторвалась от его рта, ахнув и застонав.

— Ты её не травмируешь, Ричард.

Ричард не шевельнулся. Он так и остался сидеть, где я его оставила — между моих колен, настолько близко, что мог бы присоединиться к Жан-Клоду в любовной игре, но продолжал сидеть, где сидел.

Я погладила его рукой, и оказалось, что он уже не такой твёрдый. Тогда я охватила его пальцами, сильно и тесно. Ричард чуть застонал.

— Я хочу вот этого, — я снова его сжала, глядя, как затуманиваются глаза у Ричарда, — чтобы он в меня.

Я чувствовала, что он тоже хочет, но страх его держал сильнее, чем объятия любовницы. Выпустив его, я с криком повернулась к Жан-Клоду. Я с ума сходила от желания. Необходимости, чтобы кто-то в меня вошёл. Пусть Жан-Клод ещё не ел, кое-что я могу сделать для собственного удовольствия. Повернувшись к Ричарду спиной, я легонько поцеловала губы Жан-Клода, но хотела я не этого. Жан-Клод встал на колени, будто знал, что мне нужно.

Я лизала его вдоль тела вниз, его рука лежала у меня на спине, направляла меня к нему. Я втянула его в рот, и ощущение его такого маленького, такого свободного — это было чудесно. Я сосала его, перекатывала на языке. С таким маленьким я могла делать, что хочу, и для этого не надо было напрягаться. Я его сосала быстро и часто, внутрь и наружу, внутрь и наружу, пока он не вскрикнул у меня над головой. Рукой я подняла свободную нежность мошонки, втягивая её осторожно в рот. Нелегко было все это держать во рту сразу, даже такое маленькое — места едва хватало. И надо было быть осторожной, очень осторожной, чтобы не повредить эти хрупкие шарики. Как будто катаешь между зубами драгоценную миниатюру. Когда я уже не доверяла себе, что не вцеплюсь зубами в них, я выпустила их изо рта, но тот мягкий, гибкий, податливый и незлобивый кусочек продолжала сосать и перекатывать, пока Жан-Клод не вскрикнул и тело его не подалось вперёд, но закончить это он не мог. Я могла бы так дразнить его всю ночь, и он бы не смог закончить. Я уже готова была подставить собственную жилу, когда ощутила у себя на бёдрах руки.