Джеймс Херберт - Копье

Стедмен заметил, что фигура уже не выглядит согнутой и хрупкой. Она стоит прямо, мощно вибрируя в такт звукового сопровождения, окружаемая легким свечением, и держит копье обеими руками на уровне груди твердо и уверенно. Лицо этой фигуры, несущей облик Гиммлера, было поднято к потолку, глаза закрыты, но по движению век было заметно, что зрачки ведут себя очень активно. Медленно, словно с неохотой, веки начали подниматься, и Стедмен мог пока лишь видеть белые щели между ними. Но вот голова начала опускаться, и звуки, наполнявшие комнату, казалось, стали еще более пронзительными. Детектив инстинктивно рванулся со стула, пытаясь освободиться от невидимых цепей, которые опутали его тело и сознание. Но попытка была бесполезной: у него больше не было сил.

Он по-прежнему не мог оторвать свои глаза от лица, обращенного к нему, даже если бы и мог управлять поворотом головы. Независимо от ее положения его глаза все время замыкались на видении, находившемся перед ним.

И хотя это лицо было постоянно направленно на него, щели между приоткрытыми веками все еще оставались белыми, подтверждая тот факт, что зрачки еще были повернуты вверх, внутрь головы. Призрак громко рассмеялся, и этот смех тут же смешался с вибрирующим звуком, наполнявшим комнату. Неожиданно зрачки заняли их привычное положение, и Стедмен попытался закрыть свои глаза, чтобы защититься от преследующего его взгляда.

Он должен заставить себя двигаться! Он должен заставить себя бежать!

Фигура перед ним пришла в движение, разворачивая копье вперед, и медленно направилась вокруг стола, приближаясь к детективу, выбираю нужное направление удара, готовясь безошибочно поразить его прямо в сердце.

Теперь и Гант встал из-за стола, лицо его сияло от восхищения. Наконец-то их час настал! Настал час, когда Парсифаль умрет, но не от руки Клингсора, а от руки истинного Господина-Антихриста! Копье Лонгинуса поразит их врага точно так же, как оно поразило Назаретянина две тысячи лет назад!

Тем временем Копье поднялось выше, но направление сходящихся граней лезвия не изменилось, а было по-прежнему направлено в сердце Стедмена. Фигура очень медленно приближалась, обходя огромный стол, продолжая удерживать жертву прикованной к своему месту взглядом глаз, и наконец выросла прямо над ним, двумя руками поднимая Копье над головой и нацеливая его черный наконечник прямо в сердце своей жертвы.

Он осознал, что вот-вот воздух взорвется от возрастающего демонического звука, продолжавшего усиливаться, а его смерть наступит от руки этого призрачного расплывающегося демона, который принял облик человека, отверженного всем миром. А главное, он понимал то, что ничего не может сделать для своего спасения.

Но в тот момент, когда древнее оружие достигло своей верхней точки, готовое рвануться вниз и разорвать его незащищенную грудь, вся поверхность стола неожиданно окуталась тучей мелких осколков дерева, вырывающихся из поверхности стола и взвивающихся вверх подобно сотням маленьких вулканов. Пули глубоко врезались в старое дерево, а затем выбрасывались из него в мягкое, почти невесомое тело призрака, несущее Копье Лонгинуса.

Мелкие куски дуба с острыми, рванными краями, вырванные из поверхности стола, подобные осколкам снаряда, летели в лицо Стедмена, и шок, вызванный этим неожиданным вторжением, вернул его к жизни. Он почувствовал, как силы возвращаются к нему, а вместе с ними и все прежние инстинкты. Детектив бросился на пол и неподвижно лежал, оглушенный какофонией слившихся звуков: крики тех, кто попал под смертный град, свист и дробные удары пуль, врезающихся в стол, в тела сидящих и рикошетом срывающихся с каменной отделки стен и пола, предсмертные стоны доктора Шеера, тело которого, почти разорванное на клочки, покрытое кровью, льющейся изо рта мощным фонтаном, билось в последней агонии.

Со своего места Стедмен мог видеть, что старик все еще держал в поднятой вверх руке Копье, которое неожиданно исчезло из вида, как только сжимавшая его кисть безвольно разжалась. Доктор Шеер опустился сначала на колени, а потом медленно опрокинулся вперед головой, которая рухнула на пол рядом с детективом, предоставляя ему первую и последнюю возможность заглянуть в глаза старца, которые были теперь широко открыты, но уже не излучали разрушительной силы, а отражали безжизненный взгляд смерти, несмотря на то, что тело еще билось в конвульсиях.

Град пуль не прекращался. Зал находился под смертоносным беспорядочным обстрелом. Стедмен повернул голову в сторону балкона и почувствовал внутреннюю дрожь от ощущения, что ему знакома фигура с автоматом, которую он увидел там. Но этого не могло быть! Там, наверху, он видел только пожилого человека с седой головой и покрытым морщинами лицом. Его рот был слегка приоткрыт, и казалось, что он что-то кричит, но его голоса не слышно из-за окружающего шума. Но вторая фигура, появившаяся рядом с первой, уже не вызывала у него никаких сомнений: это была Холли. Он видел, что она пытается вырвать автомат из рук странного человека, но ее попытка остается тщетной: человек отстранил ее одной рукой, продолжая держать в другой руке автомат, изрыгающий смертельный дождь мщения.

Стедмен видел, что девушка быстро оглядывает комнату. Когда же их взгляды встретились, он понял, что ее губы произносили его имя, а ужас, наполнявший ее глаза, говорил о том, что она беспокоилась за него.

Шальная пуля неожиданно ударилась в пол рядом с ним, едва не содрав кожу с руки. Это заставило его перебраться под стол, где, как оказалось, он уже был не один. Отсюда он мог наблюдать картину кровавой бойни в зале: перевернутые стулья, мертвые тела, лежащие неподвижно там, где их застал смертельный дождь, и еще живые, пытающиеся найти убежище. Среди них он увидел одного из своих «телохранителей». Бут полз под стол, плотно прижимаясь к полу, держа в руке пистолет и глядя только вперед. Когда он достиг линии стола, его голова неожиданно резко дернулась, а на лице застыло выражение крайнего недоумения. Веер пуль плавно прошелся по его спине, перерезая позвоночник. Он еще пытался развернуться и выстрелить назад, но его тело неожиданно обмякло, и он, перевернувшись, свалился на спину, направив уже бесполезное оружие в потолок. Так он и лежал, глядя в темноту и ожидая приступа нестерпимой боли.