Терри Пратчетт - Движущиеся картинки

Себя-Режу-Без-Ножа был одним из тех людей, что в состоянии распознать мысль на противоположном полюсе процесса (в данном случае «вот теперь я очень богат»), провести между этими двумя полюсами прямую и затем мысленно по ней пройтись, медленно и терпеливо, пока не достигнут противоположного полюса.

Правда, в жизни это не работало. В проработанном, на первый взгляд, процессе вечно обнаруживались мелкие, но существенные изъяны. Обычно они были связаны со странным нежеланием некоторых людей покупать то, что Достабль намеревался им продать.

Нынче все сбережения Достабля покоились в кожаном мешочке за пазухой. Уже целый день он провел в Голывуде. И хромающая организация здешнего хозяйства не укрылась от глаз прирожденного коммерсанта. Свободных мест вроде не было, но эта проблема Достабля не заботила. Он знал, что на вершине всегда найдется свободное местечко.

День, проведенный в расспросах и пристальных наблюдениях, привел его наконец к «Интересным и Поучительным Картинкам». Достабль занял позицию в дальнем конце улицы и стал внимательно смотреть.

Рассмотрел очередь. Оглядел человека в воротах. И принял решение.

Достабль несколько раз прошелся вдоль очереди. Мозги у него есть. Он-то знал, что мозги у него есть. Но сейчас требовались мускулы. Кто-нибудь такой, такой, как…

— Здравия желаю, господин Достабль.

Плоская голова, могучие ручищи, кривая нижняя губа, хриплый бесцветный голос, выдающий коэффициент развития не выше плинтуса. А все вместе…

— Это я, Детрит, — сказал Детрит. — Надо же, где повстречались…

Он улыбнулся Достаблю. Его улыбка изрядно смахивала на трещину в несущей опоре моста.

— Привет, Детрит. Работаешь в картинках? — поинтересовался Достабль.

— Не то чтобы работаю… — застенчиво ответил Детрит.

Достабль молча оглядел тролля, чьи ободранные кулаки всегда были решающим аргументом во всякой уличной потасовке.

— Просто отвратительно, — сказал Достабль. Он вытащил свой мешочек и отсчитал пять долларов. — Хочешь работать на меня, Детрит?

Детрит почтительно коснулся своего угловатого лба.

— Рад служить, господин Достабль.

— Поди-ка сюда.

Достабль направился к началу очереди. Человек в воротах выставил руку, преграждая ему путь.

— Куда это ты собрался, приятель?

— Встреча с господином Зильберкитом, — заявил Достабль.

— И он, конечно, знает об этом? — Тон привратника показывал, что он не верит ни единому слову и не поверит, даже если то же самое будет написано на небесах.

— Пока нет, — ответил Достабль.

— В таком случае, друг, давай-ка…

— Детрит?

— Да, господин Достабль?

— Стукни этого человека.

— Рад служить, господин Достабль.

Рука Детрита описала стовосьмидесятиградусную дугу с блаженным беспамятством на конце. Привратник оторвался от земли, проломил ворота и рухнул шагах в двадцати прямо на остатки забора. Очередь исторгла одобрительный рев.

Достабль радушно оглядел тролля. На Детрите была лишь ветхая набедренная повязка, прикрывающая… в общем, прикрывающая то, что тролли считают нужным скрывать.

— Молодчина, Детрит.

— Рад служить, господин Достабль.

— Надо будет раздобыть тебе костюм, — сказал Достабль. — А сейчас, будь добр, постереги ворота. Смотри, чтобы никто не пролез.

— Как скажешь, господин Достабль.

Минуты две спустя маленькая серая собачонка протиснулась между короткими кривыми ногами тролля, перескочила через обломки ворот и потрусила в сторону домов-коробок. Ее Детрит останавливать не стал. Как известно, в категорию «никто» собаки не входят.

— Господин Зильберкит? — окликнул Достабль. Зильберкит, осторожно пробиравшийся через студию с коробкой свежего материала для картинок, недоуменно застыл. На него мчался какой-то тощий тип, смахивающий на обрадовавшегося хозяину дурностая. А выражением лица Достабль напоминал тех длиннющих лоснящихся белых рыб, что, перебираясь через рифы, выплывают на теплое мелководье, где, как правило, резвятся невинные ребятишки.

— Да? — отозвался Зильберкит. — А ты кто? И как ты сюда…

— Мое имя — Достабль. Но зови меня запросто — Себя-Режу.

Не давая Зильберкиту опомниться, Достабль одной рукой стиснул его ладонь, другую руку положил ему на плечо и подступил вплотную, не переставая назойливо трясти захваченные им пальцы. Сцена дышала проявлением крайнего дружелюбия, а между тем, сделай Зильберкит шаг назад, локоть его неминуемо оказался бы вывихнут.

— И я должен заверить, — продолжал Достабль, — все мы просто потрясены твоими успехами в этом деле.

Зильберкит взирал на свою руку, которая внезапно оказалась такой дружелюбной, и неуверенно улыбался.

— Вот как? — отважился вымолвить он.

— Знаешь, все это… — Достабль выпустил на секунду плечо Зильберкита и широким жестом охватил окружающий их деятельный хаос. — Просто фантастика! — воскликнул он. — Настоящее чудо! А эта твоя последняя вещь… как там ее?…

— «Большой переполох в маленькой лавке», — подсказал Зильберкит. — Это где вор крадет сосиски, а лавочник за ним гонится?

— Ну! — мгновенно узнал Достабль. На секунду улыбка застыла у него на губах, но тут же вновь сделалась открытой и искренней. — Да. Именно. Поразительно! Поистине гениально! Блистательно выдержанная метамфора!

— Обошлась нам всего в двадцать долларов, — со скрытой гордостью похвастался Зильберкит. — Ну и сорок пенсов за сосиски, конечно.

— Поразительно! — отозвался Достабль. — Ведь ее посмотрели уже сотни людей, верно?

— Тысячи, — поправил Зильберкит.

После этого известия улыбка Достабля не имела себе равных. Если бы он сумел растянуть губы еще чуть-чуть, верхняя часть его головы просто отвалилась бы.

— Тысячи? — воскликнул он. — Неужели? Так много? И все они, конечно, заплатили по… э-э-э… скажем… Сколько?

— Ну, сейчас мы откладываем все в кассу, — признался Зильберкит. — Надо покрыть расходы, пока мы, так сказать, находимся еще на стадии экспериментов… — Он перевел взгляд вниз. — Слушай, а ты не мог бы выпустить мою руку? Достабль проследил за его взглядом.

— Конечно, конечно! — вскричал он и разжал пальцы.

Некоторое время рука Зильберкита еще дергалась вверх и вниз. Чисто по привычке.

Достабль на минуту умолк. На лице его застыло выражение человека, наладившего общение с неким внутренним божеством. Потом он заговорил:

— Знаешь, Томас… Ведь я могу называть тебя «Томас»? Так вот, когда я увидел этот шедевр, то подумал: Достабль, за всем этим стоит яркая творческая личность…

— …А откуда ты узнал, как меня…

— …Художник, подумал я, который должен быть свободен, должен следовать за своей музой, а не тащить на себе бремя утомительных организационных забот. Я прав?