Алексей Калинин - Укрощение спортивной [СИ]

Слышен топот из коридора и веселый смех Карины. Холмова и Абикова приносят с собой запах сигаретного дыма. Накурились после обеда. Стучат каблучками по светло-коричневому ламинату. Обе кидают в мою сторону неприязненные взгляды и прыскают.

— Чего смешного? Или вы, вместо обычных, волшебные сигареты выкурили? — после этих слов во рту появляется легкая кислинка. Словно лизнул грифель карандаша.

— Да нет, запах с улицы учуяли. А теперь увидели, что это ты сидишь, и успокоились, — ответила Олеся.

Карина в голос рассмеялась. Похоже, они узнали мой позавчерашний прокол на тренировке. Досадно. Теперь, пока весь свой небогатый запас юмора не израсходуют, придется выслушивать их подколки. Или попробовать состроить непонятливое лицо? Мол, я не знаю — о чем вы говорите.

— Ха-ха, смешно. Если хотели оскорбить, то оскорбили только себя. Ваш детский юмор о вонючке оставьте для своих детей. Нормальный дезодорант, всегда им пользуюсь. И вообще, отвалите! У меня дел по горло.

— Да мы не о дезодоранте. А о том, что ты сейчас сидишь и тихо пускаешь «шептуна». Не знаю, как с тобой ещё Александра выдерживает, — Карина открывает окно и свежий воздух залетает вместе с уличным гомоном и фырканьем моторов.

— А у меня нос забит, так что мне всё равно. Вот только глаза иногда режет, — не упускает случая съязвить моя сокабинетница (сокамерница?).

— Ну вас, придумаете ещё. То я плохо работаю, то пускаю «шептунов». Занимайтесь своим делом и не лезьте ко мне. А то сами объедятся гороха и потом ищут крайних.

В голове же мелькала мысль — неужели Оксана рассказала о происшествии в спортзале? Нет, я подозревал, что она недолюбливает меня, но чтобы так… Нужно будет выяснить и постараться обратить всё в шутку.

— Вот сиди там и не пукай. А то попросим Юрия перевести тебя в другое место, или пусть выдает противогазы! — категорично заключает Карина.

Дальнейшие реплики с моей стороны будут расцениваться как продолжение войны и подъём нервов. А я должен держаться. Не поддаваться на провокации и держаться. Не курить! Но не могла же Оксана рассказать или могла? Выдохнуть и закончить этот долбанный отчет. Не сдаваться!

— Замолчал. С силами, наверно, собирается. Сейчас как напряжется, как выдаст нам фонтан из звуков и брызг! — ехидничает Олеся.

Всё, это последняя капля. Я хочу курить. ДО ДРОЖИ В РУКАХ ХОЧУ КУРИТЬ. Отодвигаю кресло, чтобы встать и в это время дерматиновая зараза вносит своё веское дополнение в моё море унижения. Вы слышали, как трется кожаный ремень о спинку кожаного же кресла? Нет? Тогда послушайте. Нет, вы послушайте и услышите те же звуки, что и при расстройстве желудка. Вот и сейчас в кабинетной тишине прозвучало тягучее «пу-у-ух». Будто кресло заодно с моими коллегами.

Я остаюсь в той позе, в какой застывают монахи перед ликом Христа. Секундная пауза и раздается женский звонкий смех. Всё презрение по отношению к коллеге, а заодно всю ярость и ненависть к мужскому полу стараются выплеснуть мои кабинетные феечки. Смеются так, что начинают дребезжать стекла шкафов. Ещё чуть-чуть и выпадут разноцветные офисные папки.

— Не сдержался? Тогда точно придется идти к Юрию Геннадьевичу!

Под этот возглас я выскакиваю в коридор. Чувствую, как горят щеки, словно прижимался к батарее центрального отопления. Срочно закурить! Хрен с ними, брошу на выходных! Срочно в курилку, там кто-нибудь должен находиться. Но не успеваю я подбежать к двери на лестницу, как она распахивается и на пороге возникает Оксана Евгеньевна.

Кивком здоровается и задерживает взгляд на моем лице.

— Борис, с тобой всё в порядке? Чего такой взъерошенный?

Со мной? Со мной не всё в порядке. Я зол так, что готов биться головой о стену, готов разбежаться и прыгнуть с третьего этажа. Дыхание приходится усмирять, сердце будто хочет проломить грудную клетку.

— Да не сходятся цифры. А так всё нормально. Как у вас дела?

— Спасибо, хорошо.

Оксана хочет пройти мимо меня, но что-то заставляет взять её за локоток.

— Оксана Евгеньевна, я должен извиниться за случай в спортзале. Я нечаянно.

— Не извиняйся. Я слышала и похуже, это же напряжение мышц так сказывается. Так что всё нормально, — она аккуратно освобождает руку.

— А вы никому об этом не рассказывали? — чувствую себя тупым олухом, но слова уже сказаны.

— Борис, похоже ты ещё не отошел от своей болезни. Мне больше делать нечего, как рассказывать о происшествиях вне рабочего времени. Я не сплетница!

Оксана Евгеньевна возмущенно фыркает и удаляется походкой возмущенной Дианы. Даже спина её дышит негодованием. Если не она, тогда Гарик?

— Извините, я не хотел вас обидеть.

Она не поворачивается, зато выходит из своего кабинета Юрий Геннадьевич. Вот как всегда — по закону подлости он застает нас снова с Оксаной Евгеньевной. Провожает взглядом идущую по бежевому коридору женщину. Я почти вижу, как полупрозрачные руки ощупывают её аппетитную пятую точку. Затем он обращается ко мне.

— Почему задержка с отчетом? Мне уже весь телефон оборвали. Смотри, если через полчаса не будет, то цех может остановиться и это будет полностью твоя вина. Тогда придется писать по собственному желанию, или же будем прощаться по статье.

Голос настолько холоден, что его можно опускать в виски с колой. Глаза цвета осенних туч так же пасмурны. Я ясно понимаю, что если бы он мог, то хорошенько двинул бы мне в челюсть. И вовсе не из-за дурацкого отчета, а из-за уходящей фигуры. Видно, она дает ему от ворот поворот. Почему-то вспоминаются «яшмовые врата» китайского эпоса. Я чувствую, что уголки губ разъезжаются в стороны. В глазах начальника уже блещут молнии. Я смыкаю губы обратно, но бесполезно.

— Так, значит, будем улыбаться? Ну что же, останешься на этот месяц без премии. Потом расскажешь — захочется ли тебе вновь посмеяться, — Юрий Геннадьевич резко разворачивается и скрывается за дверью в свой кабинет.

Вот теперь смеяться уже не хочется. Как там утром говорил Серега Скалов? «Ну, он и гнида!» Пробую эти слова на вкус и решаю, что они замечательно подходят к данной ситуации. Очень хочется курить. До дрожи в кончиках пальцев.

Выбегаю на лестницу и с размаху бью кулаком по стене. Долбанные рельефные обои! Кулак обжигает боль, на сорванной коже выступают капельки крови. Посасывая ободранные суставы спускаюсь вниз. Тяга к сигарете как к единственной спасительной палочке-выручалочке толкает в спину. Серые ступени кажутся бесконечными, хотя спускаюсь всего лишь с третьего этажа.

Курить! Курить!! Курить!!! КУРИТЬ…

Выскакиваю на улицу и вдыхаю порцию свежего влажного воздуха. Вдыхаю так, словно стараюсь заполнить им каждую клеточку. И в этот момент понимаю, что пропала та планка, которая не позволяла воздуху войти в полной мере. Вставала на пути и не впускала в легкие лишний объем. Теперь же её не было и можно вдохнуть до боли в ребрах. Даже голова закружилась от легкой гипервентиляции.