Елена Счастная - Жена напоказ

— Вы, наверное, очень голодны, ваше сиятельство, — проговорила она трагично.

Словно я вернулась из опаснейшего путешествия, где меня могли убить или по крайней мере покалечить. А тут приходится сохранять лицо и спрашивать о чём-то столь незначительном.

— Да, прошу, распорядитесь подать мне ужин в комнату, — я прошла дальше, на ходу снимая шляпку. — Что-то случилось?

Селина тяжко вздохнула и, немного пошелестев какой-то бумажкой, протянула мне вскрытое послание. Я прочитала его два раза, всё больше закипая, хоть и понимала, что это необходимо.

Его светлость, королевский дознаватель вызывал мадам Хибоу для дачи необходимых показаний через два дня. Почему именно тогда, а не, к примеру, завтра — кто знает.

— Мадам Хибоу, — проговорила я, возвращая ей извещение. — Вас ни в чём не обвиняют. Это просто протокольная необходимость. Вы ответите на вопросы и поедете домой. Вот и всё.

— Хотелось бы, чтобы это было так. Его светлость… Он очень тяжёлый мужчина. Одно слово — дознаватель. Как глянет — у меня, признаться, душа в пятки. И глаза у него такого цвета. Вы замечали?

Ещё бы! Такой необычно яркий цвет сложно не заметить. Особенно если эти глаза находятся очень близко. Ровно в тот миг, когда по губам уже скользит почти обжигающее дыхание месье очень-сурового-дознавателя. И ты вполне ясно осознаёшь, что происходит нечто непозволительное, но уже, кажется, ничего не можешь с этим сделать.

Так. И о чём я снова думаю?

— Кажется, вы очень смело выступали против него недавно.

— А что мне её оставалось делать, — вздохнула экономка. — Мужчина в вашей спальне…

Да, случай и правда из ряда вон. Если вспомнить, что в моей спальне не появлялся даже муж. А тут целый герцог не худосочного десятка! Да ещё и со своим гигантским псом. Тесновато…

— Надеюсь, кроме извещения, в моё отсутствие ничего больше не произошло?

— Вам тоже пришло послание, миледи, — торопливо ответила Селина, слегка успокоившись.

Аккуратный конверт, скреплённый малой печатью дома Энесси, и правда ждал меня на столе в комнате. Я почти безразлично развернула его, уже отчаявшись предположить, что может быть внутри. Но это оказалось всего лишь безобидное приглашение на пикник в воскресенье — лично от вдовствующей герцогини.

И раз уж я уверила её, что постараюсь приехать, придётся-таки постараться.

«Рен, я говорю тебе, что это и не нужно. Все эти флакончики, катализаторы… — недовольно ворчал Лабьет, лёжа сбоку от кресла Ренельда. — Пойдём спать, а? Я совершенно точно уверен, что светлая аура мадам Конфетки не имеет границ».

— А если ты просто пережрал света? — с сомнением отозвался тот. — И не успел понять толком. Даже валялся вон в бессознательном состоянии неизвестно сколько.

«Не в бессознательном, а спал, — шинакорн тут же приподнял голову. — Это разные вещи».

— Вещи разные, итог один. Я должен проверить.

Пёс шумно вздохнул, а Ренельд открыл узкий короб с небольшими — не больше пальца — флаконами внутри. Сегодня после довольно въедливых пререканий удалось раздобыть его у архимага Илера Бэтона. Тот предпочитал проводить исследования лично, но позволить ему взглянуть на ауру Мариэтты вперёд себя Ренельд не мог.

Потому пришлось уговаривать, приводить самые веские доводы, льстить и даже немного угрожать.

— Хорошо! — наконец сдался упрямый брюзга, встряхивая широкими рукавами своей хламиды. — Но только за последствия я отказываюсь нести ответственность, ваша светлость! Надеюсь, вы и правда знаете, как обращаться с такими снадобьями.

— Не беспокойтесь, — ответил Ренельд, быстро, пока архимаг не передумал, выхватывая из его рук заветный короб. — Я не прогуливал лекции по алхимии.

Но теория это одно, а вот практика, как водится — совсем другое. И Ренельду раньше всего один раз довелось воспользоваться подобными катализаторами. Повод был прескверный — вспоминать и не хочется.

Вот настал и второй. И кто бы мог подумать, что он снова будет связан с женщиной. Тем более — с несносной вдовушкой, которая слишком строго блюдёт свои секреты.

Ре нельд провёл пальцем вдоль ровной шеренги флаконов. В каждом — весьма опасное зелье. Если использовать их в неположенных количествах. Зато чувства обостряются до предела — и даже по капле крови вдовушки можно будет считать её ауру. Раз уж она сама отказывалась от подобной проверки всё это время.

Строго говоря, Мариэтта права. Без обвинений никто не мог потребовать считывание её ауры. Другое дело, что, нащупав некую ниточку, Ренельд уже готов был пойти до конца, чтобы выяснить, куда она ведёт.

Да, ночью будет нехорошо. Но к утру все последствия должны пройти.

Потому Ренельд выбрал нужную склянку, откупорил и выплеснул её содержимое, весьма ядовитое на вид, в рот. По языку тут же растеклась невыносимая горечь — будто и правда отрава. Но вместе с тем, как снадобье проникало глубже, все чувства, кроме нужных, начали притупляться.

Ренельд взял крохотный кинжал, лишь едва испачканный в крови Мариэтты и осторожно провёл им по впадине ладони. Главное — чётко попасть вдоль линии ауры — тогда восприятие будет наиболее острым.

«Смотри, не расплавь себе мозг, — буркнул шинакорн, явно уязвлённый тем, что его слова не были восприняты достаточно серьёзно. — А то придётся сдавать тебя в дом скорби. Там тоска смертная. И кормят паршиво».

— А ты и рад бы меня сдать, — усмехнулся Ренельд.

«Да кому я без тебя нужен».

И стоило только опустить расслабленные руки на стол, как всё вокруг начало меняться. Кабинет исчез, словно его выжгло неистовым пламенем огненного эсприта из Бездны. Ещё мгновение слепоты — и Ренельд как будто оказался внутри сферы фиксирующего артефакта. Посреди переплетения нитей чужой силы, которые порой так трудно разобрать на составляющие и отделить нужное от ненужного. От фона и помех, от следов недавних заклинаний. Сейчас же всё виделось совершенно в другом, предельно ясном и чётком виде.

Ренельд будто бы шёл по наполненной светом комнате и не видел ни одной стены. Ни одной тени, по которой можно было бы понять, что аура вдовушки такая же, как и у других магов. Совершенно обычной структуры. Может быть сильнее, да — но более ничем не примечательная.

Но сколько бы Ренельд ни продирался вперёд, щурясь от невыносимого, обжигающего света, задыхаясь от нарастающего по всему телу жара, а не мог даже обозначить для себя конец этого странного пути. Ноги словно проваливались в песок, в висках мелко бились раскалённые иголки.

«Рен, хватит! — прорвался голос Лабьета сквозь гудение крови в ушах. — Ты меня слышишь? Эй! Ещё не хватало, чтобы ты тут ноги протянул. Тебе-то хорошо, спокойно, ни забот, ни хлопот. А мне каково? Эгоист».