А. Котенко - Каникулы на халяву или реалити-шоу для Дурака

– Эй, чего ты болтаешь сам с собой? - Тутанхамон щелкнул пальцами левой руки над глазами Ивана.

Дурак даже не успел заметить, когда фараон успел войти к нему, и много ли рассуждений он услышал. Живой труп. Нет, у программиста никогда не хватит сил сказать этому мальчику: 'Прими свою смерть, ибо другого тебе не дано!' Нет, не потому, что мальчик этот - правитель, которому говорить подобное - грех. Иван и забыл, что когда-то у него тряслись коленки, как только он увидел Тутанхамона. То, что сейчас заполонило разум чужестранца, невозможно было сказать лучшему другу.

– Да так, - буркнул он, - меня замучили неправильные мысли. Кстати, фараон, а зачем ты прикидываешься хромым? И что за лазейка у тебя во дворце?

– Что поделаешь, работа у меня дурацкая, говорил же. Два года назад я подвернул ногу, и мне понравилось, что придворные меня за малоподвижного принимают. Вот и притворяюсь. - Тутанхамон сел на краешек кровати, где лежал чужестранец. - А ход - дело рук моего друга детства. Хорошая вещь, нужная.

– Ага, - согласился Иван, - отлично продумано, и мою мелкую еще развел! Спасибо!

Тутанхамон кисло улыбнулся. Но все же решил вернуться к тому, что он пытался сказать Ивану перед домом. Он надулся от обиды, в ответ на то, что Дурак ничего не запомнил. Но все же пересказал известное ему о Сехемра, 'принцессе' и храме Богини плодородия Таурет, в который пускают только женщин.

– Значит, Ира и есть тот персонаж с плиты, который всё еще жив! - прошептал программист. - Плюс ко всему Сехемра переставляет людей на троне. Когда фараон начинает творить самодеятельность и перестает слушаться жреца, он ликвидирует неугодного правителя. Но нашему уважаемому пенсионеру надоело в куклы играть, она сам править захотел! Кстати, сколько ему лет?

– Ну, - подумал фараон, - почти сорок. Не все до стольки у нас тут доживают.

– Вот! - подытожил Иван. - А теперь подумаем: умненький Тутанхамончик, которому сейчас восемнадцать, получается, будет править Кеметом еще лет двадцать. Допустим, Тутен детей так и не наживет. Но Сехемра тогда будет уже шестьдесят, песок в таком возрасте сыплется горками. Если учитывать, что наш правитель еще молод, размножиться ему труда не составит. А это дает нашему Сехемра отсрочку еще лет на двадцать-тридцать. И получается, что бедняжке долго ждать придется! А золотишка-то охота, и страну разграбить до конца - тоже. Вот наш жрец (от слова 'деньги жрать') и решает поторопиться. Так как он не родственник тебе, то он находит себе в жены некую таинственную незнакомку, типа, троюродную сестру двоюродного дяди по мужской линии какой-нибудь восьмиюродной племянницы, если такие бывают. А если честно - Нуф-нуф-атон, или Наф-наф-атон, или эту… Ниф-ниф-атон, или Аню, на худой конец! Ну, на ком-нибудь, изображенном на той плитке, что ты во сне видел.

Тутанхамон поднял руку, словно школьник, желающий ответить у доски.

– Вопрос! Сестер моих и мачеху ты смешно зовешь, но… Меритатон убили в Асьюте шесть лет назад, Мекетатон умерла, когда я был маленьким и несмышленым, а Нефертити покоится в Ахетатоне уже без малого четыре года. Мы с Анхесенпаамон ее похоронили перед самым переездом в Уасет. А моя жена терпеть не может Сехемра.

– Спасибо. Все мертвы, но кто-то жаждет власти. Нам надо проникнуть в этот… женский туалет. То есть, в туалетный храм. Ну, ты понял, в храм туалетной богини. Отловить заговорщицу. Вдруг ты ее все-таки узнаешь! Мне известно одно - она похожа на мою возлюбленную и чуть-чуть… на Анечку.

Иван вдруг вспомнил про Иру: она тогда, в поезде, обещала вернуть любовь, золото и наследство. А что, если душа проводницы переселилась в тело умершей сестренки Тутанхамона? Ходит призраком - тем и объясняются ее таинственные исчезновения, все время гуляет ночью, потому что боится живых. Воскресший мертвец, в общем. Бредовая мысль, но не мешает проверить.

– Нам надо в храм!

Фараон вздохнул:

– Но нас никто не пустит туда… Мы же мужчины!

– Пустят, причем, без особых проблем! - рассмеялся программист.

Анхесенпаамон сидела в беседке и плела пышный венок из ярких цветов. Занятие царицы прервал толстый низкорослый охранник, вошедший в беседку без приглашения. Рядом с ним стояла заплаканная Маша.

– Госпожа Анхесенпаамон, - упал на колени перед царицей толстячок, - к вам почтенная чужеземная гостья.

– Здравствуй, - в пояс поклонилась девушка.

Да, она знала, что по местным правилам этикета нужно было так же, как и охранник, рухнуть на колени и целовать землю у ног правительницы. Но Маша для себя уже давно решила, что чужестранка может позволить себе несколько другой способ приветствия, учтивый и не менее вежливый.

– Чиби, оставь нас наедине! - властно сказала Анхесенпаамон, и толстый охранник, поднявшись с колен, удалился.

Хорошо еще, что не остался стоять у беседки, изображая приступ глухоты.

– Что случилось, Маш-шу?

– Госпожа, - всхлипнула девушка, - я поругалась с братом и хотела бы найти себе ночлег.

Правительница, ожидавшая очередного допроса, повела бровью. Она даже рот открыла, когда Маша продолжила:

– Я бы хотела стать жрицей в женском храме…

– В храме Таурет? - переспросила правительница.

– … Да, - после некоторой паузы согласилась гостья.

На самом деле студентка-искусствовед прекрасно знала, как в Уасете четырнадцатого века до Рождества Христова назывался 'женский монастырь'. Но коли Анхесенпаамон назвала его, просто ради приличия нужно было подумать, ведь Маша - чужестранка, прибывшая в Кемет всего несколько дней назад. Подозрительно смотрелась бы особа, которая знала всё и вся.

Правительница испытующим взглядом сверлила гостью. Так смотрит на двоечника учительница, или на провинившегося подчиненного начальник. Но что она, Маша, неправильно сделала, раз заслужила такой взгляд от Анхесенпаамон?

– У тебя же есть тут возлюбленный, вроде бы, за которого ты жизнь готова отдать, неужели он не может…

Девушка лишь фыркнула и отвернулась. По веткам пальмы, прямо за беседкой, прыгали два влюбленных павиана. Они играли между собой, не замечая людей и того, что Маша наблюдает за их звериными забавами.

– Я с ним поругалась. Все парни… ну… - девушка вовсе не хотела говорить при царице слова типа 'сволочи' или 'подонки', и поэтому получилось скупо, но зато вежливо, - ну… недостойны меня!

– Вот как! - удивилась правительница, подойдя к чужестранке сзади. - Я думала, что это только у меня такое мнение насчет мужчин. Бегут они от меня словно от больной.

Маша улыбнулась. Как приятно, когда ты не одинок в своих мыслях.