Павел Иванов - Хроники гномки, или путь целителя [СИ]

— Тогда… Мне… Мне бы…

Тут её взгляд упал на один из многочисленных плакатиков, украшавших стены салона.

С него, ослепительно улыбаясь, на Лику смотрела молодая красивая женщина, со снежно-белыми волосами и короткой стрижкой.

— Хочу вот такую же! — решительно заявила она, ткнув пальцем в сторону плаката.

— А-ля Джейна! — понимающе кивнул гном. — Сделаем!

Следующие несколько минут Лика почти ничего не видела, так как вокруг неё мелькали ножницы, распылялись облака каких-то летучих эликсиров, кресло вертелось туда и сюда, а голову постоянно приходилось наклонять в разные стороны.

— Готово! — наконец, объявил гном.

Когда Лика взглянула в зеркало, то сначала испугалась тому, что на неё оттуда смотрит совершенно незнакомая ей маленькая гномка.

Однако, чем больше она разглядывала эту незнакомую гномку, тем больше она ей нравилась.

— С вас двадцать пять медяков! — сообщил парикмахер. Лика расплатилась и вышла. Чувство непривычной легкости и холодящего ветерка в области шеи удивительным образом дополняло её впечатления сегодняшнего дня. Это было необычно и приятно.

Она пересекла узкий каменный мостик, прошла под очередную арку и оказалась на площади, в тени величественного собора, возвышавшегося прямо перед ней.

Собор Света!

Под высокими сводами Собора раздавалось негромкое пение.

Его высокопреосвященство, Ректор Академии Света, архиепископ Бенедикт, восседал на краешке трона с высокой резной спинкой. Было жарковато, а плотные служебные одеяния почти лишали тело доступа воздуха. Тяжелая тиара давила на затылок, и, где-то вне поля его зрения, на одной тонкой, пронзительной как зубная боль ноте жужжала муха…

Это жужжание более всего действовало на нервы. Архиепископ неоднократно заставлял служек ловить проклятых насекомых, но никто не мог помешать им влетать и вылетать из собора, когда им вздумается, во время службы.

— И да осенит вас Свет отныне и присно, и да исполнится служэние ваше совершэнства, да укрепит ваши сердца и да будете вы крээпки духооом…

Экзарх Оккам, новый буреградский наставник жрецов Света, проводивший обряд инициации новопослушников, говорил, как и почти все дренеи, с легким акцентом, что особенно проявлялось при растягивании слов там, когда их требовалось пропевать.

Архиепископ слегка поморщился — обладатель безупречного музыкального слуха, он не выносил малейшей фальши в нотах едва ли не больше, чем жужжания мух.

Он обвел взглядом посвящаемых — как обычно, большинство составляли незамужние девушки, преимущественно, из деревень близ Североземского Аббатства и Гольденшира, несколько дородных дворфиек (эти, как правило, из многодетных семей), и пара дренеек, не иначе, как духовные чада брата Оккама.

Взгляд его чуть задержался на последней претендентке — крохотной на фоне дренеек и дворфиек гномке, с коротко стрижеными белыми волосами и огромными глазищами в пол-лица.

Эта-то что тут забыла? У них там в Гномбурге своих жреческих школ, что ли нет? Да и какие из гномов целители — природная страсть к достижениям цивилизации, с одной стороны, делала их слабо приспособленными к аскезе, необходимой для достижения результата на пути Послушания, а любопытство и неуемная деятельность зачастую приводила к опасным экспериментам, несовместимыми с путями Света, что, в целом, делало гномов более склонными к изучению школ магии — вот там им было раздолье.

Глазастая малявка, тем временем, ничуть не смущаясь, беззастенчиво изучала его в ответ, держа голову прямо, в отличие от остальных посвящаемых.

В это время к ней подошел экзарх, чтобы принять присягу и вручить одеяния Адепта.

Его широкая спина загородила гномку и внимание архиепископа снова переключилось на проклятую муху.

Наконец, звон колокола возвестил об окончании службы. Экзарх Оккам прочитал краткое напутствие и выдал всем очередные поручения. Новоиспеченные служители Света по одиночке и группами покидали собор. Служки собирали столы и уносили в ризницы одеяния, книги и утварь.

Оккам уже собирался тоже уходить, когда кто-то потянул его за полу туники.

Обернувшись, он увидел молодую гномку, только что принявшую из его рук посвящение.

Кажется, её звали Лёка… или Лика…

— Чего тебе, дитя моё? — ласково осведомился он.

— Отец Оккам, — начала та, тряхнув чёлкой, — мне нужно, чтобы вы дали мне настоящее послушание!

— Разве я не дал тебе поручение к брату нашему Дугхану, несущему бремя служения в хранимом Светом Гольденшире?

— Да, давали! Но такие послушания я выполнять не хочу!

Экзарх вскинул брови. — Смысл послушания заключается в исполнении его со всяким прилежанием и терпением, дабы исправились пути наши и осияны были Светом…

— Чепуха! — перебила его гномка, снова тряхнув волосами, и сверкая глазами.

Ошеломленный отец Оккам на секунду потерял дар речи.

— Например, — продолжала та, воспользовавшись его секундной паузой. — Какой смысл мне, как будущему целителю, лазить по заброшенным шахтам и отбирать какие-то дурацкие свечи у этих несчастных кобольдов?!

— Кобольды…

— Или, например, охотиться на мурлоков?! Между прочим, они занесены в энциклопедию, как стремительно сокращающийся вид, а ваши крестьяне платят серебром за их плавники!

— Дитя моё…

— Я уже не говорю про то, что большая часть поручений этих крестьян заключается в пересказе сплетен и дурацких передачах, которые им самим просто лень делать! Они даже ленятся отойти на десяток метров от своей избы и собрать те же яблоки, или хворост, которые просто разбросаны рядом! Нет, они зовут нас — ведь мы же послушники!

— Да послушай жэ, нэразумный дытя! — потерял терпение экзарх. — Мы все через это проходили! Ведь для того, чтобы стать истинным служителем Света, способным нести исцеление и поддержку, надобна хорошая школа — вы должны быть готовы ко всему! И уметь найти общий язык с крестьянами, и знать повадки кобольдов и мурлоков, и нести ответственность за содеянное, и делать правильный выбор, когда того требует совесть…

Лика вздохнула. — Но неужели нельзя как-то совмещать получение этого опыта с реальной практикой по специальности?

Оккам какое-то время смотрел на неё молча, наконец, тоже вздохнул.

— Каждый из нас идёт своим путём… Очевидно, твой — полон терниев, но это — твой выбор… Что же, я полагаю, в моих силах дать тебе то, о чем ты просишь. Следуй за мной!

Они спустились вниз по широкой винтовой лестнице, ведущей в катакомбы, лежащие под собором. Экзарх извлек из кармана связку ключей на кольце и отворил одну из дверей. В небольшой комнатке находился стол, стул и несколько стеллажей с фолиантами, свитками пергамента и письменными приборами.