Сергей Лукьяненко - Царь, царевич, король, королевич...

— Я иду на помощь! — с этим криком Смолянин выпрыгнул следом. Потом тяжело плюхнулся Иван-дурак, и мы услышали его невозмутимый голос:

— Что разлеглись-то, посередь лужи, а? Еще мудрецы... Хуже детишек малых. Глаз да глаз за вами надобен...

Осторожно выйдя из шкафа, мы оказались по колено в мутной холодной воде. Была ночь. Несколько звезд робко светили в разрывы туч. Шкафа за нашими плечами больше не было.

— Мрачноватый мирок... — Холмс поежился и порылся в карманах. — Трубочным зельем побалуюсь — сразу уютнее станет.

Держась за руки как дети — лишь огонек в трубке Холмса служил нам ориентиром, мы пошли вперед.

— Очень это обидно, что я в луже промок, — сказал Смолянин. — Вот, кто знал, куда и как? Сколько прошли, а еще такой лужи не встретили... чудно. Кто здесь живет-то, в глухомани этакой?

— Это еще не глухомань, — возразил Кубатай. — Вон, недалече как бы свет теплится. Люди здесь живут, может еще кто. И вы уж давайте, друзья, маскировку соблюдать. А заодно помните — я снова не Кубатай, а Кубату. Осторожность нужна.

Мы шли в сумраке; темнота густела позади и спереди, но скоро вдали замерцали огни. Крутой косогор заслонял мутное небо, а внизу раскинулось большое селение. Туда мы и поспешили, в надежде на жаркий огонь, стены с крышей и дверь — отгородиться от ночи.

Вскоре мы наткнулись на запертые ворота, впрочем рядом была сторожка, а в сторожке сидел человек. Он изумленно вскочил и с фонарем поспешил нам навстречу.

— Кто такие, откуда едете, чего с собой везете? — неприветливо спросил он.

— Мы люди мирные, дела у нас у всех разные, добрались вот до вас, — сказал Смолянин. — Я, например, Мак-Смоллет. Чего еще-то?

— Да ничего, ничего, мы гостям завсегда рады, — заверил его привратник. — Я-то еще нелюбопытный, а вы вот погодите, вас еще доймут распросами! Уж подумаешь, старый Горри полюбопытствовал... К нам нынче кто только не забредет. Даже эти... как их... маленькие такие... В «Пони» придете, так сами удивитесь.

Привратник пожелал нам доброй ночи, и мы прошли. Кубатай возбужденно зашептал:

— Слышали? «Маленькие такие...» Не о мальчишках ли он?

— Всякое случается, вот как повезет — и не встанешь от радости! — поддержал его Мак-Смоллет. — Неужто и отыщем детишек?

Я заметил, что говорить он, впрочем как и Кубату, стал вроде как по-другому. Видимо, сказывалась книга, в которую мы попали.

Трактир, если приглядеться, обещал уют. Он стоял у дороги, два крыла его упирались в склон холма, так что окна второго этажа были сзади вровень с землей. Дверь украшала гордая вывеска:

«ГАРЦУЮЩИЙ ПОНИ, СОДЕРЖИТ ЛАВР НАРКИСС».

Кубатай неожиданно приосанился, стал словно бы выше ростом, и от фигуры его распространилась такая сила, что все мы оробели:

— Не в добрый час попали мы сюда, друзья... Ох, и тяжкая же доля досталась жителям этого мира. Тьма сползает на землю... — Кубатай ненадолго замолчал, потом встряхнулся и продолжил: — Впрочем, что нам с того? Пацанов выручим, перекусим на дорожку и — в ближайший шкаф.

— Оно бы неплохо, можно и за ужин не платить... — робко пискнул Смолянин. Я согласно покивал, но Кубатай удостоил нас таким взглядом, что я отвел глаза, а бедный переводчик присел, а потом неохотно проронил:

— Можно и заплатить.

И мы вошли в трактир.

Навстречу нам пулей вылетел лысый краснолицый толстяк в белом переднике. В руках у него был большой поднос с грудой обглоданных костей.

— Добрый вечер, добрый вечер, добрые господа, — затараторил он. — Что угодно, чем услужить могу?

— Поесть, попить, поговорить, — сурово ответил Кубатай. — Вы — господин Наркисс?

— Вот именно! — обрадовался толстяк. — А зовут Лавр. К вашим услугам! Поесть — накормим, попить — упоим, поговорить — заболтаем.

— Где дети?! — перешел прямо к делу Кубату.

— Какие дети? — округлил глазки толстяк.

— Двое, мальчик и... мальчик. Стражник у ворот признался нам: прошли, дескать, маленькие...

— Так то ж хоббиты! — расцвел в улыбке толстяк. — Господа Крол, Брендизайк, Скромби и Накручинс!

— Дьявол, — выругался себе под нос Кубатай. — Не люблю этот перевод... Итак, Лавр, детей в трактире нет?

— Мальчик-конюх, девочка-посудомойка, поваренок... — начал перечислять трактирщик. Кубатай повернулся к нам:

— Что будем делать, друзья? Вернемся?

— По какой такой причине? — Холмс прочистил трубку и пояснил: — Мы ведь отдохнуть хотели. А потом, со свежими силами, — за поиски.

— Как бы оно не вышло чего, — изрек Смолянин. — Однако же уходить не покушав — дело скучное. Шерлок верно говорит — можно и переночевать.

Я представил себе уютный трактирный зал, пиво, мягкую постель... Взмолился:

— Давайте передохнем!

— А ты, Иванду? — Кубатай решил выяснить мнение всех. Негр пожал плечами:

— Сударь мой Кубату, я — воин и не стремлюсь к уюту. Стремление защитить малых и слабых — главное, что мной движет. Но друзья наши устали. Погреться, выпить, закусить — это все прекрасно.

— Решено! — махнул рукой Кубату. — Лавр! Комнату с пятью постелями и вкусный ужин!

Через несколько минут мы уже сидели в маленькой уютной комнате и ели горячий бульон, заливное мясо, ежевичный джем, свежевыпеченный хлеб, вдоволь масла и полголовы сыра. Специально для Иванду принесли крынку молока и тарелку с солеными огурцами.

— Неплохо, неплохо, — бормотал Смолянин, прожевывая яства. — Только хорошо бы еще чего-нибудь домашненького, естественного... консерву какую-никакую...

— Увы, не захватил, — с явным сожалением в голосе откликнулся Кубатай.

— Если вас удовлетворят скромные достижения девятнадцатого века в искусстве консервирования... — неожиданно велеречиво начал Холмс, — то ананасовый компот — к вашим услугам!

И он извлек из кармана небольшую жестянку. На мой удивленный взгляд Холмс, потупившись, признался:

— Да, милый друг, я часто беру с собой эти простые и сытные продукты. В лондонских доках, баскервильских торфяных болотах, провинциальных гостиницах — всюду они выручали меня.

...Нередко, помогая ему в расследываниях, я испытывал невыносимый голод. И был уверен, что и друг мой испытывает то же самое.

Но я проглотил обиду. К сожалению, только обиду...

Мы уставились на жестянку. Мы предвкушали вкус ананасового сока. Мы поняли, что никогда в жизни не ели ничего вкуснее. Жалко лишь, что в трактире не оказалось консервного ножа...

Первым за банку принялся сам Холмс. Повозившись пару минут, сломав перочинный нож и погнув вилку он смущенно отдал консерву Смолянину.

— Как бы ее открыть, так или этак, — бормотал Смолянин, вертя банку. — Если бы поддеть хорошо, или подцепить крепко...

Послушав его с минуту, Иванду покровительственно хлопнул Смолянина по плечу, вынул свой огромный меч, нацелил его на банку, и налег на рукоять...