Ирина Смирнова - Госпожа поневоле или раб на халяву

Кстати, вот еще загадка, с чего рядовой Генератор Воздаяния вдруг пошел в разнос и в хамелеоны. Я проверял, не было это ящерко ни Темным, ни Светлым, ни даже Серо-Буро-Малиновым! Вообще не было раньше разумным. Я-то, грешным делом, заподозрил, что действительно кого-то особо нашкодившего вот так скрючили и Владису выдали. Но нет. Загадка…

Серый туман безвременья на границе миров привычно колыхнулся, я шагнул… шагнула. Прямо на свою лестничную клетку. Дома… не буду думать о том, что кроме Градусника там меня больше никто не ждет. Все равно дома хорошо…

Занятно, даже вспомнив себя-паладина, я больше чувствую и думаю о себе как о женщине по имени Алена. Хотя, конечно, это не паладин перенял ее словечки и образ мыслей, а скорее она думала и чувствовала так, как привыкла… привык… блин, стоит все же определиться. Привыкла. Думать и чувствовать за тысячи лет жизни. Или не совсем так? Что-то новое определенно появилось.

Эх… ну что, долго будешь стоять перед дверью, красавица? От того, что ты застыла и пялишься на нее, стараясь не разреветься, чертенок за ней не появится. Пошли уже, влюбленная дурочка, там Градусник оголодал. Дадим ему таракана… фуууу… поставлю ему банку, пусть сам вылавливает.

Я открыла дверь, и вошла. Домой…

Алена:

Дома странно пахло едой, мне еще на лестничной площадке стало тоскливо именно от этого запаха. Как будто кто-то котлеты делает… вкусные… Но в холле пахло еще сильнее, а в кухне почему-то горел свет.

— Ну ты и отчитываться, — в освещенном проеме появился Владис. — Кстати, ты как, меня-то помнишь или тебе там полную прочистку мозгов опять устроили?

— Чертенок… — я вытаращилась на это нереальное видение и села прямо на пол у входной двери.

— Хаискорт! Подожди в обморок падать, я сейчас уксус приготовлю! — Владис подошел ко мне и протянул измазанную в фарше и муке руку. — Вставай давай, ужинать будем. Из-за всех этих заморочек Тилли и Вилли опять невыгуленные остались.

— Не надо… уксус… он от галлюцинаций не помогает… — пролепетала я, пытаясь собрать расползающиеся конечности в одну устойчивую конструкцию. Безуспешно.

— Давай, не стесняйся, все равно же руки мыть отправлю. Таскалась невесть где, по чужим задницам, да еще в мужском обличие… Кстати, — тут чертенок сделал суровое выражение лица, — больше одна без меня никуда, ясно? А то мало ли… следи за тобой, спасай тебя… и никакой благодарности потом! Ну вставай уже? — И мне снова настойчиво протянули руку.

Я некоторое время разглядывала ее, про себя пытаясь понять, растает ли эта так привычно уже вымазанная ингредиентами котлет рука, если я до нее дотронусь, или галлюцинация еще и осязательная? А не только зрительная, слуховая, обонятельная и… черт!

— Чертенок?! — все еще не веря своим глазам, но уже понимая, что это никакое не видение, переспросила я. — Что ты здесь делаешь?!

— Котлеты готовлю, черти их… Вставай скорее, а то подгорят же!

И я решилась. Потянулась навстречу, схватила эту нереальную руку нереального чертенка обеими ладонями. Вцепилась в нее, как утопающий в надувного крокодила… теплый. Живой. Настоящий!

— Чертено-о-ок! — я рванулась с пола, повисла на Владисе, и где-то внутри меня рухнула плотина. Ничем иным соленое наводнение, которым я заливала совершенно невозможного черта, объяснить нельзя.

— Подожди, пойдем на кухню, ты в фарш поплачешь, — попытался пошутить он, гладя меня по спине. Потом сдался и просто молча ждал, поглаживая меня и твердя: "Все хорошо… ну успокойся ты… а еще паладин!"

— Паладин-холодин! — всхлипнула я, отрываясь от него через какое-то довольно продолжительное время. — Чертенок! Я ничего не понимаю! Как ты тут оказался, ты же… — я судорожно вздохнула, — ты же ушел на коронацию!

— Я ушел показать себя народу! — гордо объявил Владис, выставив вперед одну ногу и приподняв руку так, как будто в ней был жезл, меч или что там Темным Правителям выдается в такие моменты. — Вот, показался, потом объявил, что у меня ты и Миадериус первыми под опеку попали, а народ — позже. Так что вы в приоритете. Ну и… — Тут чертенок вдруг активно задвигал носом и метнулся на кухню, волоча меня на буксире. Там он одной рукой ловко перевернул на сковородке котлеты, второй продолжая меня придерживать. Закончил, убедился, что не сгорели, и решительно развернул меня в сторону ванной: — А теперь мыть лицо и лапы и ужинать. Горести приходят и уходят, а режим дня — вечен.

Владис:

Мы прожили прекрасные еще так лет… тридцать два, если быть точным. И все это время Алене было на вид ровно столько же, сколько в тот момент, когда мы познакомились. Я четко следовал всем возможным рекомендациям. Свежий чистый воздух, правильное питание, режим дня, витаминки… ну и моя кровь каждое утро.

Единственное, через десять лет мы переехали из Москвы в отдаленный пригород и старались не заводить близких знакомств, чтобы никто не заметил что я — вечный мальчишка, а Алена — вечно тридцатилетняя женщина.

И вдруг, неожиданно, выяснилось, что она все же не вечная. Сначала у нее начались странные боли и вдруг, резко, отказали почки. Я влил в нее почти литр своей крови, почки восстановились, но через неделю отказала печень. Еще кровь… много крови… и тихая паника со злостью и… страхом! Я не могу, не хочу, не буду ее терять! Почему, хаискорт! Почему так рано?!

Тридцать лет вместе — это так мало, хаискорт! И, одновременно, так много… Достаточно, чтобы сродниться, привыкнуть, слиться в единое целое, мыслить одновременно одно и то же, не то что фразы друг за друга заканчивать!

Как и обещал, я стал ее тенью и честно ходил на все задания, по всем задницам… И не всегда тот, кто кажется правым, на самом деле таким и оказывался. Стоит копнуть поглубже, и вдруг такие гОвны из этой задницы хлынут — только успевай отпрыгивать. А еще чудесно и удивительно то, что честность и справедливость — иногда не то что не синонимы, а вообще порой противоположности. И вот сейчас все происходило… честно, но, хаискорт! Жутко несправедливо.

Алена вообще не вставала с кровати — отказывало сердце. Кровь она больше не пила, не видела смысла. Сказала, что ее время просто кончилось. Это был ее выбор, и мне оставалось только его принять, хотя так и тянуло напоить силой.

Миадериус с горестной мордочкой сидел у Алены на плече и даже от любимых сверчков отворачивался и не ел.

— Чертенок, не куксись, — даже сейчас мышка почти все время улыбалась. — И Градусника не бросай, найди ему самочку, что ли. И… не смей устраивать трагедию, — ее голос стал жестче, но мышка тут же смягчила сказанное: — У нас были эти тридцать два года, а ведь мы их не ждали и не догадывались… Ни я, ни тем более ты. После Светлых-то… Если бы не они — мы даже не встретились бы. Ты, главное, помни, что когда все плохо, значит, скоро станет хорошо! Это так специально, чтобы было с чем сравнивать, — пошутила она.