Гордон Диксон - Самое мощное оружие

— Нет, я просто ищу Сэма, — решительно объявила Мелисента. — Где он?

— После скажу, девочка, — ответил Марлаграм. — Хи-хи-хи!

— Да-да, — поспешил вмешаться Чидлуорт, — это чрезвычайно интересная проблема, и я надеюсь, мы еще вернемся к ней. А теперь, миссис Шайни… первый вопрос к вам. Одна из постоянных телезрительниц спрашивает: «Какие новые возможности следовало бы открыть перед женщиной?» Пожалуйста, миссис Шайни.

— Я буду говорить как домохозяйка и хранительница домашнего очага, — сказала миссис Шайни с неописуемой важностью, — ибо вам известно, что я возглавляю Гильдию домохозяек и хранительниц домашнего очага, самое крупное и самое влиятельное объединение домохозяек и хранительниц домашнего очага в нашей стране. Итак, как домохозяйка и хранительница домашнего очага, я отвечаю: все без изъятия новые возможности должны быть предложены и открыты женщине, и главным образом в ее качествах домохозяйки и хранительницы домашнего очага.

— Прекрасно, — сказал Чидлуорт. — Большое спасибо, миссис Шайни. А теперь — Тед Гиззард.

— Резервируя свое суждение по поводу проблем, не являющихся предметом данной дискуссии, — начал Гиззард чрезвычайно медленно, — я думаю, что мог бы высказаться по этому частному вопросу без всякого предубеждения…

— Давай, шуруй! — закричал Марлаграм.

— …без всякого предубеждения, разумеется, — продолжал Гиззард, — и в то же время беря на себя смелость говорить не только от лица клепальщиков-паяльщиков и лудильщиков-точильщиков, но и от имени всего тред-юнионистского движения в целом — в том виде, в каком оно существует на текущий момент. Итак, вот мое мнение — впрочем, я еще не до конца уверен, выскажу ли я его… Или нет, — выскажу: и да и нет — принимая в расчет неоспоримый факт, что вместе с обстоятельствами меняется и существо дела.

— Замечательно! Благодарю вас, Тед Гиззард. Ну а каково суждение деревни, как относится к этому важному вопросу сельское население, мистер Марлаграм?

— Молоко-яички-мед, раз-два-три-четыре-пять, цап-царап да хвать-похвать, хлев-подойник-маслобойня, гуси-гуси, га-га-га, загоняй скорей корову, ну-ка, выгони быка. — Марлаграм сыпал словами с фантастической быстротой, лицо его было серьезно и задумчиво. — В общем — нет, другой раз — да, особенно в апреле и сентябре, но по пятницам — избави Бог!

— Понятно, — сказал Чидлуорт, хотя ему, разумеется, ничего не было понятно. — Принцесса Мелисента, ваша очередь: о каких новых возможностях думаете вы?

— Я думаю о Сэме, — твердо сказала Мелисента.

— Его только что сунули в темницу, — сказал Марлаграм.

— В темницу?

— В самую что ни на есть глубокую… Хи-хи-хи! Но не тревожьтесь, все обойдется.

— Господин ведущий, — начала миссис Шайни, — надо отметить…

— Да-да… чрезвычайно интересно, — в полном смятении покивал Чидлуорт. — Вы хотите сказать, Мелисента, что Сэм даст вам новые возможности?

— Не смейте называть меня Мелисентой, — оборвала его принцесса. — Вы не входите в круг моих друзей.

— Как домохозяйка, — сказала миссис Шайни, — и как председательница…

— Не вмешивайтесь! — резко заявила Мелисента. — Магистр Марлаграм, вы уверены, что Сэм в темнице?

— К порядку ведения, господин Чидлуорт, — возгласил Тед Гиззард. — Насколько я могу судить, стоящий на повестке дня вопрос ни в коей мере не предполагает замены общего частностями и безличного личностями…

— Да, конечно, мы учтем ваше замечание, — поспешил откликнуться Чидлуорт. — Но теперь…

— Опять-таки к порядку ведения, мистер Чидлуорт, — взял слово Марлаграм. — Насколько я могу судить — хи-хи-хи! — сексуальная возбудимость несовместима с неограниченными возможностями психического склада, благоприятствующими сложным и обильным словоизлияниям.

— Не уловил вашу мысль, — сказал Гиззард.

— Каковы ваши первые впечатления от Лондона, принцесса Мелисента? — спросил Чидлуорт, вытирая пот со лба.

— Если он невсамделишный, — сказала Мелисента серьезно и убежденно, — и вы все это сами придумали, почему он у вас такой ужасно безобразный и шумный и почему все люди такие озабоченные, или сердитые, или грустные? Или, может, все это — одно наваждение?

— Простите… как?

— Наваждение.

— Я тридцать лет участвую в тред-юнионистском движении, — сказал Гиззард, — и, насколько я могу судить…

— Ох, да замолчите вы! — Мелисента повернула голову и увидела, что кресло Марлаграма опустело. Большая бурая крыса трусцой бежала по полу. — Магистр Марлаграм, магистр Марлаграм, куда же вы?

— Перемолвиться словечком с Сэмом. Хи-хи-хи!

— Возьмите меня с собой.

— Потом, моя девочка. Будьте в «Вороном коне» около шести. Хи-хи-хи!

— Хи-хи-хи! — отчаянным эхом отозвался Чидлуорт, почувствовавший (и не без оснований), что дискуссия вышла из-под его контроля. — Чрезвычайно, чрезвычайно интересно… и мы, конечно, пожелаем им всем удачи, удачи и еще раз удачи.

— Разумеется, — подтвердил Гиззард.

— А теперь следующий вопрос. Наша телезрительница из Сэрбитона желает знать, не станет ли женщин в ближайшем будущем значительно больше, чем мужчин, и если да, то как именно это случится. Миссис Шайни, прошу вас.

— Говоря как домохозяйка, — сказала миссис. Шайни, — а также от имени многих тысяч британских домохозяек, каждая из которых испытывает живое и глубокое чувство ответственности за наше ближайшее будущее, я отвечу: возможно — да, а возможно — и нет, но каким именно образом — сказать трудно. Вы согласны со мною, мистер Гиззард?

— Да — в ограниченном смысле и нет — в менее ограниченном и гораздо более широком смысле, хотя, заметьте, я бы не хотел высказываться категорически и безапелляционно. Но у нас в тред-юнионистском движении…

— По-моему, это глупости, — сказала Мелисента, поднимаясь с места. — Я ухожу. Прощайте.

По пути обратно в контору Филип Спенсер-Смит без передышки втолковывал Мелисенте, что ее поведение во время передачи, по всей видимости, закроет перед «Уол-леби, Диммоком, Пейли и Туксом» двери телестудии на ближайшие два года. Но все мысли Мелисенты были заняты Сэмом, брошенным в темницу, и она даже не пыталась делать вид, будто слушает его. Филип сказал, что, прежде чем сообщить о случившемся Диммоку, он переговорит с Энн Да-тон-Свифт. Но Энн на месте не было, и где она — никто не знал. Пегги тоже на месте не было, и где она — никто не знал. А в довершение ко всему Диммок ушел, и никто не видел когда.

— Ну, это уж слишком, — сказал Филип Мелисенте. — Сперва Сэм…

— Я знаю, где Сэм, — промолвила Мелисента печально. — Он в темнице, у нас в Перадоре. Вы разве не слышали, что говорила та крыса? Это ведь был магистр Марлаграм.

— Да, но, видно, мне это не запомнилось, — осторожно сказал Филип. — Интересно, здесь ли еще доктор Джарвис.