Дмитрий Селиванов - Соло для попаданца с оркестром [CИ]

Я повернул голову на голос и вопросительно поднял бровь.

— Ваша милость, не стоит давать ребенку такие деньги. Он просто не сможет их потратить. Скажут, что он вор, и отберут.

— А ведь ты прав… — Я задумался. Ситуация получалась двоякой. Я всё ещё хотел наградить паренька. Но такая награда могла сделать ему только хуже. Еще прирежут в подворотне.

— Послушай…

— Джакобо, Ваша милость.

— А сын?

— Тоже Джакобо.

— Джакобо… Давай поступим так: я передаю золотой тебе, а ты будешь выдавать мелочью или платить за него, когда он попросит. Ты ведь не обидишь собственного сына?

Не думаю, что он загребет всё, что я дал пареньку. Мужчина выглядел меркантильным, но не жадным. Такой не будет тратить зря, но и «чахнуть над златом» тоже не станет.

— Может, отправить мальчишку в школу? — закинул я предложение.

— Я сам обучаю его грамоте, милорд.

— Ну, как знаешь.

За время нашего разговора представление гимнасток подошло к концу. Орк помог им спуститься. Причем, спустились они так же зрелищно, как и выступали. Артистки отошли к вершинам трех лучей, которые образовались из натянутых канатов. Одновременно подпрыгнув, они сделали кульбит и нырнули в центральный проем. Орк, стоя в центре помоста, поймал двоих на руки, а третья приземлилась на плечи. Площадь засвистела и заулюлюкала. Гвалт поднялся еще больше. Из передних рядов, где находились местные аристократы и олигархи, на помост полетели монеты. Судя по блеску, там мелькала не только медь.

Джакобо жестом отправил сына собирать выручку и обратился ко мне:

— Ваша милость, я погляжу, вы хороший человек. А почему бы хорошим людям не посидеть за бутылочкой вина?

Жизненный опыт циркача правильно подсказал ему, что я не буду чваниться своим происхождением. Да и с чего бы вдруг? Призрак за зиму натаскал меня так, что аристократизм пёр из меня, как опара из горшка на теплой печи. Но внутри я оставался тем же советским парнем. «Советская демократия — самая демократичная в мире». И сарказма здесь немного. Когда я еще жил при Советах, то отношение к человеку строилось не по его жизненному достатку, а по характеру самого человека. И хотя за эти годы я пообтесался, но стержень остался тот же. Никогда я не продолжал общаться с людьми, которые «накололи» меня. Не мог я лицемерно улыбаться, подлизываться к начальству, подсиживать коллег и делать другие, обычные для карьериста, вещи.

— А как же выступление? — Поинтересовался я, когда мы повернули к фургонам циркачей. Несколько больших дощатых повозок, образуя внутренний дворик, стояли полукругом впритык к одной стороне помоста. Пространство между двориком и помостом разделялось занавесом, из-за которого и выходили артисты.

— Осталось немного. Я уже выступил. Сейчас Санти покидает гири. — Джакобо хлопнул орка по плечу. — А потом выкрикнет желающих побороться на кулаках.

Рожу орка окрасила такая ухмылка, что становилась понятна судьба добровольцев.

— Ставки соберет Джак, — пареньку достался легкий подзатыльник. — А за порядком проследит Фернандо.

Мы уже прошли через узкий проход внутрь дворика, и Джакобо постучал в дверь одного из фургонов. Из неё выглянул парень лет двадцати трех, двадцати пяти. Это по Земным меркам. По местному ему получалось около двадцати. Лицо почти один в один с Джакобо в молодости. Понятно, семейный подряд. Такой же широкоплечий, поджарый и гибкий.

— Ферни, мальчик мой, проследи за выступлением Санти. Ты знаешь, что делать.

Молча кивнув, юноша одним прыжком оказался на помосте, который в высоту доходил почти до плеч, и исчез за тканью занавеса. С той стороны сразу послышался звонкий голос, объявляющий следующий номер. Полог снова колыхнулся, выглянул музыкант. Получив приглашающий кивок, спустился по лесенке во двор.

— Это Маэстро, — представил музыканта Джакобо. — Он не говорит своего имени, поэтому так и зовем. Понятно лишь, что он играл при дворе какого-то аристократа, а потом ему пришлось скрыться. Что там было, маэстро? Не ту дамочку завалил?

Музыкант мелко закивал и хихикнул. Стало не понятно: то ли он подтверждает версию хозяина, то ли просто показывает, что услышал. Мол, болтайте, а что было на самом деле, вас не касается.

— Маэстро, сходи в кабак, купи вина. — Джакобо передал монеты музыканту. — Я только тебя умоляю, не покупай то дешевое пойло, которое ты обычно пьешь. Не надо жмотиться. Видишь, какой гость у нас!

Этот вечно пьяный балалаечник уковылял наружу, повесив ваколу на борт одного из фургонов. Мы же отправились под навес. Места внутри двора было не так уж много. Но его хватало для загородки с волами и навеса летней кухни. Там за большим столом уже устроилась троица гимнасток, отпиваясь после выступления. Сейчас, вблизи, стало понятно, насколько тяжело это им дается. Пот ручьями катился по их лицам, одежда была мокрой насквозь.

Издалека и в одинаковом макияже они казались сестрами-близняшками. Сейчас же было видно, что одна из них уже взрослая сформировавшаяся женщина. Пусть хрупкого телосложения, но она была уже взрослой женщиной, а не подростком, как казалось снизу. И у неё из прически были видны длинные ушки. Ну, вот я и встретил эльфов. Я припомнил, что у парней и этой девочки ушки тоже торчат, но это практически не заметно под волосами. Общие черты лица позволяют предположить, что передо мной мать семейства. Два парня и девочка — её дети. А вот еще одна гимнастка… Помладше первой, но длинные уши не позволяют считать отцом Джакобо. Сестра? А может, старшая дочь, но от эльфа, а не от человека.

Джакобо заглянул в фургон, который стоял рядом, и достал бутылочку вина. Вероятно, этот фургон был с продовольствием, поэтому и стоял рядом с кухней.

— Пока разопьем эту, а потом и Маэстро притащится. Его можно не ждать. Все равно он выпьет в трактире, не удержится.

Мы уселись нашей компанией за столом.

Женское население уже немного передохнуло, и они отправились ополоснуться. Не стесняясь раздеваться, относясь к разоблачению как к привычному действию, они скинули свои костюмы и кинули их в бочку с водой. Разве что младшая немного задержалась с раздеванием, стесняясь незнакомого человека, а потом быстрее всех метнулась в закуток, где стояла вода для мытья. Старшие же с достоинством зашли за перегородку. Все три оказались примерно одного роста и телосложения. Маленькие твердые груди, плоские животики. Даже удивился, насколько хорошо выглядит жена главы семейства, даже после трех родов. Немного растяжек на животе, но пресс твердый, ничего не выпирает. Дочь уже тоже догнала мать и ростом и телосложением, только немного выпирала угловатость, свойственная юному возрасту.

Пока я заглядывался на женщин, Джакобо уже успел разлить вино по глиняным стаканам, и с усмешкой поглядывал на меня. Виновато пожав плечами и улыбнувшись нахмуренной подруге, я повернулся к главе семейства: