Терри Пратчетт - Мелкие боги [litres]

Но если библиотека уже горит и впоследствии в исторических книгах о ней отзываются как о сгоревшей дотла…

Раздался негромкий хлопок, совершенно неслышимый из-за треска пламени, и на не тронутом огнем участке библиотечного пола возникла некая фигура.

Она была похожа на обезьянью, но двигалась совершенно осмысленно. Большие обезьяньи лапы сбили пламя и принялись запихивать в мешок еще не сгоревшие свитки. Когда мешок был полностью заполнен, фигура на костяшках пальцев скользнула в пламя и с легким хлопком исчезла.

Впрочем, к нашему рассказу это не имеет никакого отношения.

Так же как и тот факт, что свитки, считавшиеся безвозвратно утерянными во время Великого Пожара Эфебской библиотеки, появились позднее в удивительно хорошем состоянии в библиотеке Незримого Университета, что в Анк-Морпорке.

Хотя приятно, что книжки все-таки не сгорели.

Брута проснулся с запахом моря в ноздрях.

По крайней мере, люди называют это запахом моря, хотя на самом деле так воняют тухлая рыба и гнилые водоросли.

Он лежал в какой-то хижине. Свет, проникавший через одно незастекленное окно, был красным и мерцающим. Одна стена отсутствовала, и хижина стояла прямо над водой. Красноватый свет озарял группу столпившихся вокруг чего-то людей.

Брута осторожно проверил содержимое памяти. Вроде бы все было на месте, свитки библиотеки аккуратно хранились в голове. Слова по-прежнему оставались бессмысленными, но картинки были интересными. По крайней мере, более интересными, чем все остальное, хранившееся в памяти.

Он осторожно сел.

– Наконец-то ты проснулся, – в его голове раздался голос Ома. – Чувствуешь себя несколько заполненным, да? Нет ощущения, что превратился в книжную полку? Словно повсюду в голове развешаны таблички с надписью «ТИШЕ!»… Чего ради ты надрывался?

– Я… Не знаю. Мне казалось, что это нужно сделать. Ты где?

– Твой друг легионер засунул меня в ранец. Кстати, спасибо, что так заботишься обо мне.

Брута с трудом поднялся на ноги. На мгновение мир закрутился вокруг, добавив третью астрономическую теорию к тем двум, что так занимали умы местных мыслителей.

Он выглянул в окно. Источником красного света оказался огонь, бушующий над Эфебом, а самое яркое пламя пылало над библиотекой.

– Партизанская война, – пояснил Ом. – Сражаются даже рабы. Не могу понять почему. Другой бы решил, что они подпрыгнут от радости, получив возможность отомстить злым хозяевам, так нет ведь…

– Полагаю, у рабов Эфеба был шанс стать свободными, – предположил Брута.

В другом углу хижины раздалось шипение, за которым последовал какой-то металлический шум. Потом Брута услышал радостный голос Бедна:

– Я же говорил. Обычный засор в трубках. Давайте-ка добавим топлива.

Брута заковылял к группке людей.

Они толпились вокруг некоего суденышка. По форме оно напоминало обычную лодку с острым носом и тупой кормой. Только мачты не было. Зато был большой шар цвета меди, водруженный на деревянную конструкцию ближе к корме. Под шаром была установлена железная корзинка, в которой кто-то развел огонь.

Шар неторопливо вращался на раме, окутанный облаком пара.

– Я уже видел это, – сказал Брута. – В «Де Келониан Мобиле». Там был чертеж.

– А, наша ходячая библиотека, – произнес Дидактилос. – Да. Ты прав. Наглядная иллюстрация принципа реактивности. Только я никогда не просил Бедна изготовить настолько большую модель. Вот что получается, когда думаешь не головой, а руками.

– На прошлой неделе ночью я обошел на ней маяк, – похвастался Бедн. – Никаких проблем.

– Анк-Морпорк находится значительно дальше, – задумчиво промолвил Симони.

– Да, расстояние до него превышает расстояние между Эфебом и Омнией в пять раз, – мрачно констатировал Брута. – В одном свитке содержались карты, – добавил он.

Пар обжигающими клубами поднимался от вращавшегося шара. Сейчас, подойдя ближе, Брута рассмотрел с полдюжины коротких весел, соединенных звездой за шаром и нависавших над кормой лодки. Деревянные шестерни и бесконечные ремни заполняли пространство между шаром и колесом. Шар вращался, весла рубили воздух.

– Как это работает? – спросил он.

– Очень просто, – начал объяснять Бедн, – огонь нагре…

– У нас нет времени, – прервал его Симони.

– …Нагревает воду, и она начинает сердиться, – продолжал ученик философа. – Поэтому она вырывается из шара через эти четыре сопла, чтобы убежать от огня. Струи пара вращают шар, а шестерни и винтовой механизм Легибия передают вращение на гребное колесо, которое тоже вращается и перемещает лодку по воде.

– Очень философский принцип, – заметил Дидактилос.

Брута почувствовал себя обязанным встать на защиту омнианского прогресса.

– Великие двери Цитадели весят много тонн, а открываются одной силой веры, – сказал он. – И распахиваются, стоит к ним только прикоснуться.

– Интересно было бы взглянуть на такое, – хмыкнул Бедн.

Брута ощутил приступ греховной гордости от того, что в Омнии еще осталось чем гордиться.

– Наверное, очень хорошая сбалансированность и гидравлика.

– О.

Симони задумчиво ткнул в механизм мечом.

– Другого варианта точно нет? – спросил он.

Бедн замахал руками.

– Ты имеешь в виду, а не создать ли нам могучий корабль, который бороздил бы темное, как вино, море без всякой помощи…

– Я думал о суше, – оборвал его Симони. – О какой-нибудь обычной телеге…

– Нет никакого смысла ставить лодку на телегу.

Глаза Симони заблестели так, словно он увидел будущее и это будущее было заковано в броню.

– Гм-м, – только и сказал он.

– Мысль неплохая, – заметил Дидактилос, – но совсем не философская.

– А куда подевался наш жрец?

– Я здесь, но я не…

– Как ты себя чувствуешь? Ты буквально погас, прям как свечка.

– Сейчас мне… лучше.

– Только что стоял на ногах, а потом вдруг бряк, и тебя можно как затычку от сквозняков использовать!

– Мне значительно лучше.

– С тобой такое часто случается, да?

– Иногда.

– Свитки помнишь?

– Думаю… да. А кто поджег библиотеку?

Бедн поднял голову от механизма.

– Он, – ответил юноша.

Брута уставился на Дидактилоса.

– Ты поджег собственную библиотеку?

– Только я имел на это право, – объяснил философ. – Кроме того, так она не досталась Ворбису.

– Что?

– Предположим, он изучил бы свитки. Он и так достаточно скверный человек, но превратился бы в еще более скверного, впитав все знания, что там хранились.

– Он ни за что не стал бы их читать, – сказал Брута.

– Ошибаешься. Я знаю людей подобного рода, – возразил Дидактилос. – Сама благочестивость на людях, а в частной жизни – сплошной порок и потакание собственным желаниям.