Терри Пратчетт - Мелкие боги [litres]

Борворий достал откуда-то флягу.

– Отправимся в ад горяченькими! – предложил он.

– Да уж… – рассеянно ответил Симони, а потом заметил флягу. – А, ты об этом. Не откажусь. Все равно – ад. Но что уж переживать? Э-эх, спасибо…

– Передай дальше.

– БЛАГОДАРЮ.

Раздался очередной раскат грома, и Черепаха опять закачалась.

– Г’н и’химбе бо?

Все посмотрели на куски рыбы, а потом перевели взгляды на полное доброжелательности лицо Прыта Бенджа.

– Я могу выгрести угли из топки, – предложил Бедн.

Кто-то похлопал Симони по плечу. Какие-то странные мурашки побежали по телу сержанта.

– СПАСИБО, ДРУГ. НО МНЕ ПОРА.

Он вдруг почувствовал движение воздуха, словно сама вселенная вздохнула. Поспешно оглянувшись, Симони успел заметить, как один из кораблей поднимается на пришедшей с моря огромной волне и разбивается об один из барханов.

Крики людей окрасили ветер.

Солдаты молча взирали на происходящее.

– Там же были люди! – воскликнул Аргависти.

Симони отбросил флягу:

– Ну-ка, пошли.

Они дружно кинулись к обломкам корабля и принялись разгребать их. Было использовано абсолютно все, что Бедн знал о рычагах, и даже еще чуть-чуть. Но что характерно, пока они ворочали тяжелые балки, пока разгребали шлемами песок, никто из них не поинтересовался, а кого, собственно, они откапывают и в какую форму эти люди одеты.

С ветром пришел горячий, заряженный электричеством туман, а море и не думало успокаиваться.

Симони схватился за очередной брус, попытался поднять его и вдруг почувствовал, что вес резко уменьшился, словно кто-то взялся за другой конец. Он поднял голову и уставился на Бруту.

– Только ничего не говори, – предупредил Брута.

– Это все божьих рук дело?

– Я не…

– Я должен знать!

– Это все лучше, чем если бы мы сами делали это с собой, верно?

– Но на кораблях – люди!

– А никто не обещал, что их ждет приятная прогулка!

Симони отбросил огромный кусок обшивки. Под ним лежал солдат, доспехи и плюмаж на шлеме были заляпаны грязью и кровью, так что даже нельзя было сказать, какой армии он принадлежит. Но солдат еще дышал.

– Послушай! – Симони старался перекричать ветер. – Я не собираюсь сдаваться! Вам меня не победить! Я делаю это не ради какого-то там бога, неважно, существует он или нет! Я делаю это ради людей! И перестань улыбаться!

На песок упали игральные кости. Некоторое время они искрились и потрескивали, но потом вдруг испарились.

Море успокоилось. Обрывки тумана свернулись и превратились в ничто. В воздухе еще висела дымка, однако сквозь нее уже проступило солнце – оно больше смахивало на яркое пятно, прилипшее к куполу неба, но все равно…

И снова возникло ощущение, будто вселенная вздохнула.

Внезапно вокруг появились боги, полупрозрачные и мерцающие. Солнечные лучи отражались от золотистых кудрей, крыльев и лир.

А затем боги разом заговорили, слова одних опережали слова других или чуть запаздывали – так обычно происходит, когда группа людей старается в точности повторить слова, которые им приказали произнести.

Ом тоже стоял в толпе, как раз за спиной цортского Бога Грома. Наверное, только Брута заметил, что правая рука Бога Грома была спрятана за спиной, словно кто-то, если можно такое себе представить, сильно выкрутил ее и держал.

Каждый солдат услышал слова богов на своем языке. Но общий их смысл был таков:

I. Это – Не Игра.

II. Здесь И Сейчас Вы Живы.

А потом все закончилось.

– Из тебя получится хороший епископ, – сказал Брута.

– Из меня? – не понял Дидактилос. – Я – философ.

– Вот и здорово. Епископ-философ нам сейчас весьма пригодится.

– А еще я эфеб.

– Отлично. Значит, ты придумаешь самый хороший метод управления страной. Жрецам тут доверять нельзя. Они не умеют мыслить правильно. Как и солдаты.

– Ну спасибо, – фыркнул Симони.

Они сидели в саду сенобиарха. Высоко в небе парил орел и высматривал на земле все, что угодно, только не черепаху.

– А знаешь, идея демократии мне нравится. Когда под рукой есть человек, которому никто не верит, управлять страной гораздо легче, – сказал Брута. – И все счастливы. Подумай об этом. Симони?

– Да?

– Назначаю тебя главой квизиции.

– Что?

– Я хочу остановить то, что там творится. И остановить безжалостно.

– Хочешь, чтобы я казнил всех инквизиторов?

– Это было бы слишком просто. Я не хочу ничьей смерти. Ну, может, только тех, кто получал от своей работы особое наслаждение… Но только их. А где Бедн?

Движущаяся Черепаха по-прежнему стояла на берегу, полузасыпанная принесенным бурей песком. Но Бедн не особо стремился откапывать свое изобретение.

– Насколько я припоминаю, он вроде бы возился с механизмом дверей, – ответил Дидактилос. – Паренек всегда любил ковыряться во всяких замысловатых штуковинах.

– И нам следует особо позаботиться о том, чтобы ему всегда было с чем возиться. Ирригация, архитектура… И все остальное.

– А сам-то ты чем займешься? – спросил Симони.

– Буду копировать библиотеку.

– Но ты же не умеешь ни читать, ни писать, – удивился Дидактилос.

– Зато я умею видеть и рисовать. Я сделаю по две копии каждой книги. Одна будет храниться здесь.

– Если спалить все Семикнижье, места о-го-го сколько будет! – воскликнул Симони.

– Сжигать мы ничего не станем. Всему свое время.

Брута посмотрел на мерцающую линию пустыни. Как это ни смешно, но счастливым он себя чувствовал только там.

– А потом… – начал было он.

– Да?

Брута перевел взгляд на поля и деревни вокруг Цитадели и вздохнул.

– А потом мы займемся делами, – закончил он. – И будем делать их каждый день.

Прыт Бендж греб домой в некоторой задумчивости.

Последние деньки выдались крайне удачными. Он познакомился с новыми людьми, продал много рыбы. Мало того, он встретился с самим П’Танг-П’Тангом и его прислужниками! Бог-Тритон лично разговаривал с ним и взял с него клятвенное обещание никогда, никогда не объявлять войну какой-то там стране, о которой Прыт Бендж никогда и не слышал даже. И тем не менее Прыт Бендж с радостью дал эту клятву [10] В языке Прыта Бенджа не было слова, означающего войну, поскольку его народ никогда ни с кем не воевал – жизнь и так не сахар, чтобы еще с кем-то там драться. Поэтому объяснение П’Танг-П’Танга звучало следующим образом: «Помнишь, Пача Модж как-то ударил своего дядю камнем? Так вот, война – это когда очень много бьют по голове». .

А еще новые люди научили его удивительному способу испускать молнии. Бьешь по камню чем-нибудь твердым, появляются маленькие молнии, которые падают на что-нибудь сухое, и оно становится красным и горячим, как солнце. Если добавить немного дерева, огонь станет больше; если положить на него рыбу, она почернеет, но если рыбу положить и быстро снять, она станет не черной, а коричневой и очень вкусной – вкуснее в своей жизни он ничего не пробовал, впрочем, пробовал он не так уж и много. Помимо всего этого ему подарили ножи, сделанные не из камня, и ткань, сделанную не из тростника. Да и вообще, жизнь улыбалась Прыте Бенджу и его народу.