Владимир Ильин - Напряжение сходится

Наемные грузчики тут тоже не помощники — от такого зрелища максимум, что случится — это куча неадекватных мужиков, схвативших с безумным видом сколько могут в охапку и бегущих в сторону леса… Да и неловко как-то платить по двадцать рублей в час ради переноски десяти миллиардов…

Гости — отдельная тема. Эти жрали водку, уничтожали съестные припасы, как войско, вломившееся в осажденный город, и уже добрались до пельменей. А дорвавшийся до кухни и выгнавший поваров Давыдов, с воплем «сейчас я угощу вас настоящим шашлыком!» оставлял тревожный шанс на то, что город еще и сожгут.

Словом, гости выходили на крыльцо дома только с одной целью: сказать задумчивое «мда-а-а…», глядя полутрезвыми глазами на кучу денег. Вернее, с некоторых пор «мда-а-а» доставалось и Нике, бегающей от кучи денег к гостевому дому с садовой тележкой. Девушка уже успела переодеться в спортивный костюм с капюшоном и носилась взад-вперед, обладая для того огромной мотивацией: во-первых, деньги могут сжечь вместе с домом. Во-вторых, скоро гости допьются до такой степени, что обязательно станут вызванивать разнообразных леди «категории б», и если если первым делом деньги невесты попадут к этим «б-ледям», она себе не простит.

И вообще, в определенный момент попойки любой дочери, уважающей своего отца, следует непременно отбыть из дома — чтобы со спокойной совестью потом ставить в пример детям их деда, добропорядочного и крайне положительного семьянина. У Ники так и вовсе это была единственная кандидатура на светлый образ, потому что пример отца для ребенка — это по умолчанию конец света. В общем, следовало поторапливаться.

Понятное дело, на помощь счастливой невесте пришли все слуги дома, связанные родовыми клятвами и зароками — эти просто наслаждались моментом, оттаскивая спешно набитые деньгами холщовые мешки в сторону гостевого дома. Потому что богатство, известность и влияние сторицей отзывалось и на ближников главной семьи, возвышая в иерархии равных. В общем, эти — не филонили и работали со всей душой.

Но были и те, кто лениво ковырял плоскими фанернымии лопатами, предназначенными для снега, стоило Нике отбежать с тележкой на новый круг.

— Почему это надо делать сейчас, в дождь?! — Ворчала на снова покапывающий дождик Дейю, используя лопату, чтобы поудобней на нее опереться.

— А кто вчера сказал: посмеемся над деревенской дурочкой и отравим всю прислугу? — Хмурилась Аймара, вбивая свой инструмент в деньги, словно копье — в тело врага.

— А лапали-то меня!

— Три дополнительные пары рук сейчас бы было! Три! Сидели бы сейчас в тепле, у камина, сытые и с кружкой кофе в руках.

— Там уже есть нечего, — мрачно покосилась Дейю на дом.

Потом со вздохом подняла лопату и принялась помогать загружать новую партию купюр в тележку к подскочившей Нике.

— У меня все болит, — пожаловалась китаянка на нестандартные нагрузки. — Мои руки полны мозолей! Я чувствую занозы в ладони от этого грубого дерева! Добрая госпожа, смилуйся!

— Будете выпендриваться — все скажу Максиму, — руками помогала грузить ценный груз Ника.

— И что он нам сделает? — Воткнув лопату в землю, выпрямилась Аймара, собираясь саботировать это издевательство.

— Заставит грабить банк на потеху его черной душе. — Сопроводил ответ мрачный взгляд.

И Аймара, дрогнув, вновь молча взялась за погрузку.

Потому что ну его к демонам, в самом деле. Тут хотя бы только десять миллиардов.

— Ах! — Изобразив беспамятство и переутомление, Дейю картинно упала на место почище.

— Китаянка померла, — хмуро констатировала Аймара, замерев на секунду.

— Предлагаю закопать. — Не отвлекаясь, трамбовала Ника купюры руками.

— А не, шевелится еще.

— Добить и закопать.

— Да что вы за люди-то такие! — Открыв глаза, прорычала Дейю и вновь взялась за лопату. — Не видите — человеку плохо! Человеку надо помочь! Отнести в дом! Положить в кровать и укрыть пуховым одеялом!

— Точно, одеяло! — Словно осенило Нику.

— Вот, добрая госпожа, я всегда верила…

— Надо слугам сказать, чтобы наволочки несли — мешки кончаются. — Выпалив и схватив тележку за ручки, побежала Ника на новый круг.

— Еще неделю назад я была уважаемым человеком, — глядя ей в спину, с горечью произнесла Го. — А сейчас? Чем я занимаюсь сейчас? — Грустно обвела она взглядом огромную кучу денег, которая, казалось, не уменьшилась. — Как простая крестьянка, машу лопатой.

— Неплохо живут ваши крестьяне.

— У нас на праздники часто приносят целые горы ритуальных денег, — пожала плечами Дейю. — На похороны там, в дар духам.

— Это — настоящие. — отметила важный момент Аймара.

— Да ну? — Недоверчиво посмотрела Го на купюры.

В магазине все платилось карточкой, а зарубежные деньги принудительно выменивались на границе Китая. Да и какой был ей интерес до валюты северного соседа?

— Угу.

А вот Аймара цену этим бумажкам знала. Оттого пребывала в странном состоянии чувств, которое еще не совсем было принято разумом.

— А какой курс? — Го подняла бумажку с земли и с интересом присмотрелась к гравюрному изображению моста через реку.

— Один к шести. — Произнесла Инка, и механически перевела в куда более понятный и родной эквивалент.

Выходило сорок тонн золота. Против двух тонн, выделенных от щедрот ее семьей на поиски похищенной старшей дочери.

— А надо делить или умножать?

— Надо копать! — прорычала взбешенная и уязвленная Аймара.

Шум стихийного рынка то взлетал ввысь высокой нотой, то разлетался на сотни голосов, покупающих и продающих, интересующихся товаром и сетующих на мелкий и занудный дождь. Слух то и дело ловил отрывок какой-нибудь истории, и ноги замедляли шаг, пытаясь задержаться и дослушать часть чужой судьбы — но тогда ушедший вперед Федор возвращался и тянул за руку дальше, уводя в тень натянутых поперек торговых рядов пленок и тентов, уверенно раздвигая плечом развешенную в проходах одежду. Однако еще десяток метров — и нить очередного разговора увлекала за собой разум, а глаз сам по себе ложился на товар выставленный перед дородными женщинами, распекающими своих мужей или нерадивых отроков. Иногда продавцы замечали покупателя и замолкали, а мне становилась не интересна тишина, и я сам спешил за братом.

Эти два выходных дня выдались муторными и неопределенными, как момент затяжного прыжка с большой высоты — шаг вперед сделан, и нет более под ногами твердой опоры. Безопасность ныряльщика обеспечивает техничность исполнения, спокойствие и знание глубины. Любая паника и резкое движение обернется тяжелой травмой или смертью. Но иногда в полет вмешивается сильный ветер, и определенность будущего разлетается вдребезги на десятки вариантов событий, закрывая обзор цепочками вероятностей перед глазами. А полет, который уже можно назвать падением, все длится, множа опорные точки и подтачивая ресурсы.