Кир Булычев - Гений из Гусляра (Сборник)

– Если кто-то пришел сюда, чтобы меня перебивать, – заметил Лев Христофорович, – он может покинуть наш зал заседаний. Не держим.

При этом Минц посмотрел на Ложкина, а Ложкин смотрел в угол. Ему хотелось участвовать, но быть в оппозиции.

– Я тут собрал в Интернете и по прессе сумму сведений, – сказал Минц, – и пришел к выводу: если мы немедленно не остановим истребление живого мира, то есть фауны, на Земле, мы останемся вообще без диких животных.

– Может, и к лучшему, – заметил Ложкин. – А то вот-вот всех перекусают, ротвейлеры вонючие!

– Не о них речь, – сказал Савич, владелец афганской борзой.

– Я не раз поднимал свой голос против истребления флоры и фауны на Земле, – продолжал Минц. – Ведь это ведет к гибели всего живого, в первую очередь человека. Но мой голос вопиющего в пустыне не был услышан. Вас это удивляет?

– Нет, – вразнобой ответили единомышленники.

– Надо защищать, понимаешь, – сказал старик Ложкин. – Детям в школах преподавать. Пускай растут с понятием.

– Когда вырастут, – сказал Грубин, запуская пятерню в поседевшую шевелюру, – нечего будет защищать.

– Средств у нас нет, – сказал Удалов. – Пока бьемся, бьемся, какой-нибудь капиталист сунет на лапу в горсовете – и нет заповедной рощи!

Это было горькое воспоминание. Городскую заповедную рощу вырубили в том месяце. Чтобы освободить площадку под казино. А то везде есть казино – и в Вологде, и в Котласе, и в Потьме, а в Гусляре нет казина!

Вырубили, а чины из гордома объявили, что сделано это не за взятку, а для профилактики, чтобы шелкопряд не заводился.

Ни больше ни меньше.

Тут все и заткнулись. Разве против шелкопряда попрешь?

– Займемся фауной, – сказал Минц. – У меня в этом направлении есть глобальная идея.

– Говори, друг, – сказал Удалов.

– Колитесь, Лев Христофорович, – поддержал его Стендаль.

– Подумайте, – сказал Минц, – из-за чего гибнут в первую очередь животные? Да потому, что людям что-то от них понадобилось. Жил соболь, да шкурку красивую заимел, топал себе носорог, да какому-то похотливому китайскому старцу вздумалось понежиться в постельке с любовницей. Бегал себе страус, летала райская птица – видите ли, их оперение полюбилось дамам света и полусвета. И так далее. Я прав?

– Прав, прав! – прокатилось по комнате.

– Что надо сделать, чтобы спасти животных? Усилить охрану? Да сами охранники их в первую очередь пришлепнут, потому что охотники с ними готовы поделиться, а у работников заповедников никогда не бывает достойной зарплаты.

– Утяжелить, – вмешался Ложкин.

– Что утяжелить?

– Наказание, ясное дело, – уточнил Ложкин. – Как увидел, что шкуру снимает с барана, с самого шкуру снять. Рога срезал, свои отдай!

– А если нет у меня рогов? – спросил Грубин.

– У каждого мужика есть рога, только не у всех видны.

Спорить с Ложкиным не стали. По большому счету он был прав.

Но к делу это не относилось.

– Ассигнования нужны, – сказал Стендаль. – Об этом многие пишут. Заповедники расширять, машины им давать, компьютеры...

– Разворуют, – не согласился с ним Ложкин.

– Ну ладно, хватит споров, а то мы превратимся в Организацию Объединенных Наций. Ни шагу вперед... – сказал Минц. – Я нашел более простой и эффективный путь.

– Так говори же, друг, говори! – взмолился Удалов.

– Надо отнять у животных то, ради чего их убивают! – воскликнул Лев Христофорович, и никто его не понял.

– Как отнять? – был общий крик.

– Я попрошу конкретнее, – сказал Стендаль. – Мне же отчет в прессе надо выдавать.

– А вот в этом я не уверен, – сказал профессор. – Черт его знает, стоит ли начинать нашу деятельность с пропаганды и рекламы.

– А как же? – удивился Стендаль. – Кто же нас тогда финансировать будет? Откуда потечет спонсорский капитал?

– Спонсорский капитал, – сурово произнес Минц, – потечет из наших пенсий и добровольных взносов.

– Так не пойдет, – сказал Ложкин. – У меня пенсия персональная. А у вас простые.

– Многого я не попрошу, – сказал Минц. – Есть одна идея...

Ложкин с шумом отодвинул стул и тяжело пошел к выходу.

– Я думаю, что мы обойдемся малой кровью, – сказал Минц. – А Ложкина мне хотелось испытать. Испытания он не выдержал.

– А ты думал, выдержит? – спросил Удалов, и все засмеялись.

– Позвольте, тогда я изложу вам свою общую идею. Конкретизировать ее мы будем в ходе эксперимента.

Странные, загадочные и зловещие события привлекли к себе внимание Интерпола и национальных служб на разных континентах.

Сегодня уже трудно определить их последовательность, но независимо от этого они сначала казались не связанными между собой, а потом некоторые связи все же обнаружились.

Пожалуй, первым по времени из событий можно считать последствия смелого замысла Федора Ассобакина, который сказал своему другу Прохору:

– Есть идея.

– Клади на стол.

– В Ханты-Мансийске газовики живут, им бабки некуда девать.

– Возьмем, – обрадовался Прохор.

– А они не отдадут.

Прохор растерялся. Не привык, чтобы ему противоречили.

– А чего? – спросил он.

– А того, – ответил Ассобакин.

И друзья отправились за Полярный круг, где вошли в преступный сговор с вертолетчиками и полетели на заповедные гнездовья диких гусей. С помощью пулеметов они отстреляли значительную часть популяции этих редеющих птиц, загрузили ими машину и вернулись к газовикам, которым и сбыли товар.

В тот же вечер весь Ханты-Мансийск употреблял гусей под водку.

Мясо оказалось странным на вкус, но это неважно, потому что в качестве закуски и невкусное мясо проходит.

Однако, помимо сомнительного вкуса, это мясо обладало странным свойством, которое проявилось только ночью, ибо от пожравших гусятины пошел такой запах гнилой рыбы, что находиться с человеком в одном помещении было невозможно.

На глазах распались семьи, даже такие, что создавались десятилетиями, возлюбленные бросали друг друга и удалялись в тайгу, погибали под укусами мошки, но не возвращались. Когда утром остатки трудового населения столицы газового края отправились на службу, то до службы никто не добрался. Вонь, вошедшая вместе с ними в автобусы, заставила водителей покинуть рабочие места.

Говорят, что один из крупных деятелей мансийского бизнеса застрелил свою секретаршу, которая принесла ему чай. Или она, или чай пахли не тем.

К девяти утра у всех, кто питался гусями, начали расти перья из ушей.

Месть газовиков и буровиков настигла Ассобакина и его друга Прохора на краю летного поля, где они делили с вертолетчиком прибыль. Мстители, задыхаясь от рвотных приступов, неправедными купюрами заткнули рты авантюристов.

С тех пор в Ханты-Мансийске не едят не только гусей, но и кур.