Игнат Коробань - Москалёв. Новобранец космической пехоты [SelfPub]

— Нет, за драку мы вас привлекать не будем. Вы в ней не виновны. Более того, в полицейском рапорте вы фигурируете в качестве потерпевшего. Но ваша совместная гулянка с дочерью господина, интересовавшегося «неизвестным солдатом», ясно говорит о вашей с ним связи. И эта связь может быть только одна: вы и есть тот самый «неизвестный солдат».

Комиссар снова замолчал, давая мне возможность оценить всю серьёзность моего положения. Я уценил. Ничего серьёзного не получалось. Ну, спросил папа Лизы про этого солдата. Ну, сходили мы с ней в бар. Думать можно всё, что угодно, но доказательств нет и быть не может. Значит, комиссар берёт меня на испуг. Не более того.

— Итак. От вас, рядовой Москалёв, требуется самая малость. Подписать согласие на сотрудничество, — комиссар достал из папки бланк и положил его перед собой. — Либо суд, приговор, тюрьма.

— Не будет никакого суда, — ответил я. — И стукачём я не буду. Всё это только ваши догадки, не имеющие ничего общего с действительностью.

Комиссар удивился, но быстро взял себя в руки. Он явно не ожидал такого ответа, но просто так сдаваться тоже не собирался.

— Это вы сейчас так думаете, — с издёвкой сказал он. — Помните того капитана, который вас допрашивал. Так вот. Тот допрос покажется вам праздником по сравнению с тем, что он вам устроит. Вы расскажете всё. И на суде будете самым смирным и раскаивающимся преступником.

— На суде я расскажу о том, что вы участвовали в краже свиней с подсобки полка, — спокойно возразил я. — Что вы не смогли распутать дело о «неизвестном солдате» и теперь пытаетесь свалить всё на меня, чтобы отомстить за то, что я слишком много знаю о вас. Доказательств у вас нет и не будет. А вот то, о чём я сказал — факт. Так что, я думаю, и суда-то никакого не будет.

— Вы, как я посмотрю, считаете себя очень умным, — медленно проговорил он. — Но это не так. Даже если вы сможете избежать суда, это не избавит от неприятностей эту вашу, как её там… с красными волосами. И её папашу заодно. Полагаю она для вас что-то значит, так что предлагаю вам подумать, стоит ли ставить под удар человека, которым вы вроде бы дорожите. Да и её отец тоже может получить кучу неприятностей, если сообщить его работодателю, что он связан с преступником.

— В таком случае, обо всё этом узнают все каналы головидения. Если это всё, то я пойду.

— Не пойдёте. Вы арестованы.

— Нет, не арестован, — позволил себе улыбнуться я. — Арестовать меня может только мой прямой начальник, а вы моим начальником не являетесь. Произведя незаконный арест, вы совершили преступление.

— Умный? — только и смог процедить комиссар.

— Да, — ответил я, развернулся и вышел из кабинета.

Мне надоело, что меня принимали за сопливого идиота, на которого стоит только наехать, как он тут же согласится быть стукачём, только бы его оставили в покое. Мне оставалось находиться в полку всего несколько часов, так что я вполне мог рассчитывать на то, что меня хоть в это время не будут трогать.

В казарме за старшего был Сидоров. Не успел я подойти к нему и доложить о прибытии из увольнения, как в его коммуникаторе запищал возмущённый голос командира полка:

— Сидоров! Немедленно доставьте мне этого вашего Москалёва! Рысью!

— Есть, — ответил Сидоров в коммуникатор, удивлённо глядя на меня.

Блин. Комиссар пожаловался полковнику. Значит, меня ждёт ещё один концерт.

— Копытовский! — крикнул Сидоров вглубь казармы. — Отведи их на ужин! Я отлучусь в штаб!

Прекрасно. Рота будет ужинать, а я наблюдать за выступлением полковника и комиссара. Вместо ужина. Ну, за что же мне это всё?

Когда мы вышли из казармы, Сидоров спросил:

— Чем ты опять не угодил полковнику?

— Не захотел становиться стукачём, господин сержант, — ответил я.

— А подробнее.

— Комиссар предложил завербоваться. Я отказался. Комиссар пожаловался командиру полка. И вот вы ведёте меня к ним для разборок.

— Ты большой ходячий геморрой, Москалёв, — вздохнул Сидоров. — Я никогда раньше не встречал таких упёртых людей как ты.

— Рад стараться, господин сержант.

Сидоров хмыкнул. После недолгой паузы он сказал:

— Не знаю точно, что там у тебя с нашим начальством. Полковник давно точит на тебя зуб, хотя я не вижу для этого никаких причин. На мой взгляд, ты толковый солдат с перспективой карьерного роста.

Я посмотрел на идущего рядом Сидорова. Такое откровение было необычным. Ротные командиры просто муштровали нас. Задушевные разговоры не входили в их обязанности и могли привести к нарушению субординации, поэтому и офицеры, и сержант, и капралы избегали этого, строго пресекая попытки сближения новобранцев с командирами. Сидоров заметил моё недоумение.

— Не удивляйся, — улыбнулся он. — Твоё обучение закончено. Формально ты больше не мой подчинённый. Так что позволь дать тебе один совет. Возможно, командир полка захочет тебя арестовать. Но арестовать военнослужащего может только его прямой начальник. А вы, после распределения, формально числитесь уже в составе той части, куда вас распределили и подчиняетесь офицерам нашего полка, так сказать, в оперативном порядке. Выполнять их приказы вы обязаны, но наложить взыскание на вас они не могут. Для этого требуется подать соответствующее представление командиру вашей новой части и уже он будет делать с вами всё, что сочтёт нужным. Полагаю, что эти знания могут тебе пригодиться во время разговора с командиром полка.

— Спасибо, господин сержант, — благодарно кивнул я. — Но почему вы решили дать мне этот совет?

— Я служу уже почти десять лет, — снова улыбнулся Сидоров. — И могу после недели службы определить, кто может стать толковым солдатом, а кто нет. По тебе сразу было видно, что ты вояка. Тебе никто об этом не говорил, но командир роты хотел произвести тебя в вице-капралы в числе первых. Но командир полка запретил из-за этих ваших тёрок.

Наверное, я сильно удивился, потому что Сидоров сказал, глядя на меня:

— Не открывай так широко глаза. Выпадут.

Когда мы входили в здание штаба Сидоров снова напустил на себя вид строгого старшины. В кабинет командира он вошёл вместе со мной и встал чуть позади. За столом теперь сидел сам полковник, а комиссар за приставкой сбоку. Увидев меня, командир полка сразу перешёл к делу:

— А, явился, негодяй! Ты что думаешь, если лампочку на голове зажёг, так теперь героям закон не писан?

Я с трудом сообразил, что полковник говорит о моих действиях во время учений на Луне. Поскольку бояться мне его теперь было незачем, я решил немного приколоться, чтобы расслабить свою и без того потрёпанную нервную систему. Передразнивая его, я ответил:

— Никак нет, господин полковник. Закон написан не тем, кем попало, а является творчеством верховного главнокомандующего Лао, направленным на правильное выполнение требований устава не только всеми вооружёнными силами, но и отдельными военнослужащими.