Евгений Лукин - Типа того что как бы

— Будет лучше, если мы с ней поссоримся…

— Поссоритесь?.. Ты с какого гвоздя сегодня сорвался?

— Если я вдруг исчезну… для нее это будет ударом.

— Ага… — сказал я, помаленьку приходя в себя. — Нормально… А раньше ты что же?

— Раньше она не относилась ко мне серьезно.

Вот так! А я думал, он ничего не понимает…

— Пойдешь завтра провожать! — бросил я. — И попробуй только не пойди!

Тут я спохватился, что постоянно тычу в Гришу стволом, и засунул пистолет рукояткой в карман.

Гриша моргал. Поссориться с Люськой — пара пустяков, а вот помириться… Внезапно лицо его прояснилось. Придумал, значит.

— Минька, — осторожно начал он. — Тридцатого наши всей сменой за грибами собираются… На автобусе…

— Не бери в голову, — сказал я.

— Да, но… Люся ведь тоже едет…

— Слушай, Гришк! Ты просто не знаешь, что я за человек! Вот попомни мои слова: стоит нам высунуть нос за город — и машинка заработает! По закону подлости — знаешь такой закон?.. В общем, никаких грибов, Гриша. Нельзя нам от майора отрываться…

Кончался август. И я не знаю, в чем дело, но только Наташка стала попадаться мне на глаза чуть ли не каждый день. Еле успевал на другую сторону переходить. Но однажды все-таки не уберегся.

— Ну куда ты полез, Миша! — услышал я совсем рядом ее рассерженный голос и, вздрогнув, остановился. — Куда тебя понесло? Вернись сейчас же!

Это она со своим пацаном воевала. Увидев меня, растерялась.

— Миша?.. Здравствуй…

А губы — ну совершенно детские. И носик такой пряменький, аккуратный…

— Привет… — осторожно отозвался я. — Как жизнь?

— Вот… погулять вышли… — ответила она.

Я смотрел на нее и соображал, что бы еще такое сказать.

— Я слышал, развелась ты…

— Развелась. А ты? Так до сих пор и не женился?

— Да некогда все, — сказал я. — Дела.

Тут подошвы моих кроссовок словно приплавились к асфальту, а рука сама прыгнула в сумку, где лежал пистолет. Вдоль решетки сквера прямо на нас шли трое молодых людей. Все одного роста, смуглые, горбоносые… Гортанно переговариваясь, прошли мимо. С Кавказа, видать, ребята… Я наконец обратил внимание, что Наташка меня о чем-то спрашивает.

— Дела? Какие?

— Такие дела, что закачаешься, — хмуро ответил я.

— Скамейку нашу помнишь? — спросила она вдруг.

Я буркнул, что помню.

— Сменили ее. Новую поставили…

— Серьезно? — сказал я. — Надо пойти посмотреть.

Она жалко улыбнулась уголком рта.

— Чего уж там смотреть…

Замолчали. Наташкин пацан штурмовал ограду сквера — протискивался меж прутьев туда и обратно.

— А у меня день рождения скоро…

— И что? — насторожившись, спросил я.

— Приходи. Если сможешь, конечно…

Так… Потянули телка за веревочку… Не дурачок ведь, понимаю, в чем дело. Все прекрасно понимаю. Не дождалась, выскочила замуж, промахнулась, развелась, вспомнила, что Минька Бударин до сих пор не женат.

— Не знаю, в общем… — промямлил я. — Мы тут, понимаешь, как раз тридцатого всей сменой за грибами выезжаем…

Кое-как унеся ноги, решил взглянуть на новую скамейку. Посидел на ней, потрогал гладкий брус, где раньше было вырезано крупно и глубоко: «НАТАША!» Ладно. По грибы — так по грибы. За мной ведь тоже, как за Гришей, глаз да глаз нужен. Оставь меня в городе — возьму да и сорвусь на день рождения, кто меня знает!

Кто-то остановился передо мной, постоял немного и сел рядом. Я покосился на подсевшего и увидел, что это Бехтерь.

— Ну, здравствуй, — неприветливо сказал я ему. — Что? Лавки другой не нашлось?

Бехтерь снял фирменные очки и долго тер переносицу.

— Ну хоть бы ты мне, что ли, объяснил, — с тоской попросил он. — Бил я его тогда или мне это так, от злости померещилось?

— От злости, — сказал я.

Бехтерь усмехнулся. Что-то плохо он выглядел — то ли больной, то ли усталый.

— Ничего, — сказал он. — Она еще с ним наплачется.

— Это почему же?

— Наплачется, — упрямо повторил Бехтерь. — Вот увидишь. Я-то знаю, что он за человек…

— А ты-то сам что за человек?

Бехтерь вдруг ухватил меня за руку.

— Минька! — сказал он. — Не хотел я с ним тогда драться, веришь? Хотел подойти, поговорить по-людски, с глазу на глаз… Она ведь заявление из загса забрала. Минька! А он даже говорить со мной не хочет. Морду воротит, понимаешь? Простите, говорит, мы с вами не знакомы… Ах ты, думаю!..

Бехтерь задохнулся и умолк. Так это он, выходит, один на один отделал того… которого я потом рейкой? Ай да Валька! Как же надо было разозлиться!..

— Не того ты отлупил, Бехтерь, — сказал я ему. — Не Гришу.

Он вскинул голову.

— Что… правда?

— Правда, — сказал я.

Бехтерь подумал, потом уныло кивнул.

— И что он теперь? Этот, кого я… В суд на меня, да?

— Да нет, Бехтерь, — вздохнул я. — Никто на тебя в суд подавать не будет…

Первый раз в жизни я говорил с ним не раздражаясь. А может, меня и раньше раздражал не столько сам Бехтерь, сколько этот его дурацкий фирменный оскал.

— Кончай киснуть, Валька, — сказал я ему. — Сам понимаешь: ушла — значит, ушла. Другую найдешь.

— Не найду, — безразлично ответил мне Валька Бехтерь.

Наш автобус стоял у ручья на опушке, и огромная верба время от времени лениво проводила по его крыше кончиками узких листьев.

Я влез в автобус, и спавший на заднем сиденье шофер поднял голову.

— Свои, свои… — успокоил я его. — Спички только возьму.

Я пробрался к своей сумке и устроил в ней маленький переворот. Коробок, конечно, оказался на самом дне. Я разгреб продукты, переложил пистолет… и от кисти к локтю проскочили знакомые электрические мурашки.

Еще не веря, я торопливо установил спичечный коробок на сиденье, прицелился и утопил спусковую клавишу.

Коробок исчез.

Несколько секунд я тупо смотрел на глянцевый от чистоты край кожаного сиденья. Потом швырнул пистолет в сумку, ремень — через плечо и вылетел из автобуса.

С трех сторон шевелился лес, огромный, просвеченный солнцем. Ну и где мне их теперь искать, этих голубков? Я прикинул, на какое расстояние могли разбрестись грибники, и чуть не застонал…

Полчаса, не меньше, я бегал по лесу сломя голову и выспрашивал наших, не видел ли кто Гришку с крановщицей. Как провалились, честное слово! Отмахав здоровенный крюк, вернулся к автобусу и там, на краю опушки, наконец увидел Люську. Сердце у меня радостно прыгнуло и тут же оборвалось: Гриши с ней рядом не было.

— А где…

Я не договорил. Она вскинула голову, и лишь тогда я понял, что никакая это не Люська.

Куртка — другая, волосы — рыжие, но чуть потемнее, потом — короткая стрижка, каких Люська отродясь не носила… И даже не в этом дело! Лицо. Вроде бы Люськино — одно к одному, а вглядишься… Куда там до нее Люське! Ну вот как киноактриса на плакате: красивая — аж дух захватывает, а в жизни такую — расшибись — не встретишь…