Евгений Лукин - Типа того что как бы

— Один?

— А что? — Толик посмотрел на синеющий за белыми бурунами океан. — Моана [10] Моана — море ( полинезийск .). сегодня вроде спокойная…

Лева сидел на пороге хижины и сортировал старые циновки. Четыре из них подлежали списанию.

— Ну прямо горят… — сварливо бормотал он. — Танцуют они на них, что ли?

Неизвестно, какой он там был инженер-метролог, но завскладом из него получился хороший.

Галка все еще не выходила из своей хижины — обижалась. Наталья по непонятному капризу не отпустила Валентина на Сырой пляж и успела закатить ему три скандала: два за то, что она до сих пор находится здесь, среди дикарей, и один за то, что усыновили не его, а Федора. Потрясающая женщина!

«Она, конечно, дура, — размышлял Лева, разглядывая очередную циновку. — Но не до такой же степени! Какого ей черта, например, нужно от Вальки? Да будь он трижды теоретик — угрю понятно, что нам из этого ботанического сада не выбраться!»

И — в который уже раз — странное чувство овладело Левой. Он усомнился: а была ли она, прежняя жизнь? Может быть, он с самого рождения только и делал, что ходил с вождем за бананами, ловил кокосовых крабов и пехе ли ли [11] Мелкую рыбу ( полинезийск .). ?..

— Где вождь? — раздался совсем рядом хрипловатый голос.

Перед Левой стоял неизвестно откуда взявшийся Федор Сидоров. Это уже было что-то удивительное — его ждали дня через два, не раньше. Когда и на чем он прибыл?

Среди бурунов золотился косой латинский парус уходящего в море каноэ.

— Где вождь? — нетерпеливо повторил Федор.

— Ушел на «Гонораре» к Большому рифу. А что случилось?

— Банкет отменили, — послышался из хижины язвительный голос Галки.

— Мужики, катастрофа, — сказал Федор Сидоров и обессиленно опустился на кипу циновок.

— Не усыновил? — сочувственно спросил Лева.

Федор не ответил. Похоже, ему было не до шуток. Вокруг него один за другим собрались, почуяв неладное, все островитяне.

— Да что случилось-то?

— Война, мужики, — тоскливо проговорил Федор.

Галка неуверенно засмеялась.

— Ты что, рехнулся? Какая война? С кем?

— С Пехе-нуи [12] Пехе-Нуи — по-видимому, название острова. .

— А это где такое?

— Там… — Он слабо махнул рукой в непонятном направлении. — Съели кого-то не того… И лодки носом причаливают, а надо кормой…

— Да он бредит! — сказала Галка. — Кто кого съел?

— Какая тебе разница! — вспылил Федор. — Главное, что не нас… пока…

— Погоди-погоди, — вмешался Лева. — Я что-то тоже не пойму. А мы здесь при чем?

— А мы — союзники Таарора, — меланхолично пояснил Федор и, подумав, добавил: — Выступаем завтра ночью.

— Да вы что там с Таароа, авы [13] Ава — напиток с наркотическими свойствами ( полинезийск .). опились? — накинулась на него Галка. — Он чем вообще думает, Таароа ваш? Союзников нашел! Армия из четырех мужиков!

— Не в этом дело… — Федор судорожно вздохнул. — Просто мы обязаны присоединиться. Так положено, понимаешь? И усыновил он меня…

— А если откажемся?

— Если откажемся… — Горестно мигая, Федор обвел глазами напряженные лица островитян. — А если откажемся, то, значит, никакие мы не союзники. Тепарахи [14] Тепарахи — смертельный удар в затылок ( полинезийск ., ритуальн.). по затылку, если откажемся…

Напуганные загадочным «тепарахи», островитяне притихли.

— Валентин! — исступленно проговорила Наталья. — Я тебе никогда этого не прощу! Ведь говорила же, говорила мне мама: хлебнешь ты с ним…

— Паникеры! — опомнившись, сказала Галка. — Ничего пока не известно. Может, он вас хочет использовать при штабе… или что там у него?

— В общем, так… — с трудом выговорил Федор. — По замыслу Таароа, это будет ночной десант. Пойдем, как он выразился, «на тихих веслах». А нас четверых из уважения поставят в первую цепь на самом почетном месте.

Слово «почетном» в пояснении не нуждалось — Федор произнес его с заметным содроганием.

— Да нет, это просто смешно! — взорвалась Галка. — Ну ладно, Толика я еще могу представить с копьем, но вам-то куда?! Интеллигенты несчастные! Вам же первый туземец кишки выпустит!..

Она замолчала.

— Ребята, — воспользовался паузой Валентин. — Как-то странно все получается. Вспомните: они ведь к нам хорошо отнеслись… А теперь нас просят о помощи. На них напали… В конце концов, мужчины мы или нет?

Никто не перебил Валентина — слишком уж были ошарашены островитяне его речью.

— И потом, я думаю, всем на войну идти не надо. У них же, наверное, тоже кто-то остается по хозяйству… Но представителя-то для этого дела мы выделить можем! Ну хорошо, давайте я пойду в десант…

Он увидел глаза жены и умолк.

— Сядь! — проскрежетала Наталья — и Валентин опустился на циновку рядом с Федором Сидоровым.

Примерно через час вернулся Толик, довольный уловом и «Гонораром». Кое-как утихомирив женщин, он коротко допросил Федора и, уяснив суть дела, присел на резную корму каноэ.

Вождь мыслил.

Племя смотрело на него с надеждой.

— Так, — подвел он итог раздумьям. — Воевать мы, конечно, не можем.

— Угрю понятно, — пробормотал Лева.

— Ты это Таароа объясни, — развил его мысль Федор.

— А ты почему не объяснил?

— Мужики, бесполезно! — в отчаянии вскричал Федор. — Это скала! Коралловый риф! Пуа Ту Тахи Море Ареа! Я просто разбился об него. Я ему битый час вкручивал, что от войн одни убытки. Про экономику плел, хотя сам в ней ни черта не разбираюсь…

— Интересно, — сказал Толик. — А что ты ему еще плел?

— Все плел, — устало признался Федор. — Я ему даже доказал, что война безнравственна…

— Ну?

— Ну и без толку! Да, говорит, нехорошо, конечно, но богам было видней, когда они все так устраивали.

Толик рывком перенес ноги в каноэ, встал и принялся выбрасывать рыбу на берег.

— Может, не надо, а? — робко сказала Галка. — На ночь глядя…

— Ну ни на кого ни в чем нельзя положиться! — в сердцах бросил Толик. — Корму спихните.

Корму спихнули, и он погреб к выходу из бухты.

И все опротивело Федору Сидорову. Он ушел в хижину, лег там на циновку и отвернулся лицом к стене. Самоуверенность Толика объяснялась тем, что он еще не беседовал с Таароа. Ничего. Побеседует. Все было бессмысленно и черно.

Федор представил, как молодой статный туземец умело наносит ему удар копьем в живот, — и почувствовал себя плохо. Тогда он попытался представить, что удар копьем в живот туземцу наносит он сам — и почувствовал себя еще хуже.

Прошло уже довольно много времени, а Федор все лежал, горестно уставясь на золотистое плетение циновки.

Затем он услышал снаружи легкие стремительные шаги, оборвавшиеся неподалеку от хижины.