Кир Булычев - 01 Поступили в продажу золотые рыбки

— Жаловаться он имеет право, — сказал грузный мужчина. — У него шишка, не меньше, на затылке.

— Есть шишка.

— А ведь я, тётя Нюша, твоё задание выполнял. Тебя защищал. — Грузному мужчине хотелось поскорее домой.

Тётя Нюша пригорюнилась.

— Вот, думала, помру, буду перед смертью цветком любоваться. Он у меня единственный, больше такого во всём городе нету. А кроме того, я к дочке собиралась съездить. В Архангельск. Дорога не дешёвая.

— Дорогу оплачу, — сказал Удалов. — Сколько надо?

— Сто рублей, — произнесла бабушка и зажмурилась. Ждала, что скажет Удалов на такую наглость.

— Сто рублей нельзя, — ответил Удалов.

— Тётя Нюша, постыдись, — произнёс сосед.

— Лучше я отсюда прямо в дежурную поликлинику, — сказал Удалов. — Пусть меня медицински освидетельствуют, что мне нанесены побои.

— Тридцать пять, и ни копейки меньше, — сбавила цену бабушка.

— Ой, ты же, тётя Нюша, самоубийца.

— Придётся идти, — решил Удалов.

— А сколько дашь? — спросила быстро бабушка.

— Десять рублей дам.

— Десять мало. Десять один горшок стоит.

— А я горшок оставлю.

— А мне горшок без цветка не нужен.

— Двенадцать рублей — больше у меня денег с собой нету.

— Ав поликлинику не пойдёшь?

— Не пойду.

— А шифер достанешь?

— Постараюсь.

Тётя Нюша вздохнула:

— Бери, бог с тобой.

Удалов вытащил из кармана деньги. Хорошо ещё, что захватил с собой. Отсчитал две пятёрки, рубль и девяносто копеек мелочью. Тётя Нюша взяла с него обещание занести завтра гривенник, и Удалов обхватил пыльный тяжёлый горшок.

Вышли во двор вместе с соседом. Сосед кутался в ватник, подбирал по-птичьи ноги в шлёпанцах. Проводил Удалова до калитки, отворил её. Бабушка загремела в сенях щеколдой.

— Послушай, — сказал грузный мужчина на прощанье, — ты про жену всё врал. Почему двенадцать рублей за простой цветок отдал? Скажи, я никому ни слова.

— Да что там, — ответил Удалов, отклоняя головой ветви, чтобы не мешали смотреть вперёд. — Всё равно не поверите. На одной планете крупики дохнут. Их вылечить можно только этим цветком. Так что ко мне обратились за помощью.

— Ага, — сказал мужчина. — Вот это уже больше похоже на правду.

И когда Удалов уже отошёл, ступая в лужи, он крикнул:

— А кто такие крупики?

— Не знаю! — крикнул в ответ Удалов. — Серые, говорят, пушистые, сидят под кустом.

— Наверное, кролики, — сказал мужчина.

— Может быть, — ответил Удалов и поспешил к дому, скользя по глине и прижимая к груди тяжёлый горшок.

Пришелец ждал его возле дома, на улице, под деревом.

— Достал? — спросил он, выходя из тени. — Спасибо тебе огромного размера. Давай сюда. Домой я не мог. Твой жена пришёл.

Удалов поставил горшок с цветком на землю.

— Не узнали там у себя, кто такие крупики? — спросил он.

— Нет, не успел, — ответил пришелец. — Такой трагедия. На нас с вами весь надежда.

Он принялся быстро обрывать с веток красные бутоны.

— А весь горшок брать не будете?

— С горшком мне сквозь пространственно-временной континуум не прорваться. Нет такая возможность.

— Я бы знал, сам оборвал. А скажите, крупики — это не белки?

— Нет. Я полетел. Большой спасибо. Знаете что, наш планета будет ставить вам один большой памятник. В три роста. Я уже делал фотографий. Вы идёте сквозь дождь и буря, а в руке у вас красный цветок.

— Спасибо. Одна деталь только, если вы не возражаете. Понимаете, какая история получилась: я все свои деньги на этот цветок истратил, а мне завтра взносы платить.

— Ой, какой есть позор для наша планета! Конечно, все деньги я тебе давай. Совсем забыл. Вот, держи. Доллар. Три тысячи доллар.

— Да вы с ума сошли, — возразил Удалов. — На что мне доллары? Мне нужно двенадцать рублей. Точнее, одиннадцать рублей и девяносто копеек. Если считаете, что я много заплатил за цветок, сами понимаете — такая срочность. А красная цена ему — рубля четыре с горшком.

— Красный цена ему — сто миллион ваши рублей.

— Мне лишнего не надо. Мне хотя бы рублей восемь.

— Бери доллары, — суетился пришелец. — Другой деньги со мной нет. Через три года снова удачный положение планеты, и я приеду и тебе даю рублей. А сегодня бери доллар.

Удалов хотел было возразить, но пришелец сунул ему в руку пачку хрустящих бумажек, крикнул:

— Спасибо! Фотографий памятник привезу со следующий визит!

И исчез.

Удалов вздохнул и пошёл домой.

Ксения ждала его, не ложилась спать. Она встретила его упрёками и не дала раздеться, требовала, чтобы сознался, с кем ходил на свидание.

— Да не было никакого свидания, — сказал Удалов, думая при этом: «А может, крупики — это вовсе слоны или леопарды? Ведь неизвестно, под каким деревом этот серенький ушастенький сидит. Может, под баобабом?».

— Стоит из дому уйти, — волновалась Ксения, — тебя уж и след простыл.

— Не волнуйся, — ответил Удалов, всё ещё думая о крупиках.

— А что у тебя в руке? — спросила Ксения, глядя на пачку долларов.

— Это так, доллары.

Удалов протянул жене деньги.

— Дожили, — сказала Ксения и заплакала.

Если говорить о невезении, то мне ужасно, трагически не повезло. Если говорить о везении, то меня можно считать счастливчиком.

Не повезло мне в том, что уже на втором витке я понял, что придётся садиться. Двигатель, беспокоивший меня уже давно, отказывал. А не может быть ничего хуже, чем отказавший двигатель, когда между тобой и домом распростёрлась добрая половина Галактики.

Повезло мне, и сказочно повезло, в том, что на планете обнаружилась пригодная для дыхания атмосфера. А это вселяло надежду на то, что я когда-нибудь, если смогу исправить двигатель, вновь поднимусь в космос и увижу близких.

Лик планеты был страшно изуродован катаклизмами. Глубокие трещины разрывали её кору, невероятной высоты пики и горные хребты поднимались над атмосферой, и вершины их овевались космическим холодом.

Но у меня не было времени спокойно изучать моё временное, а может быть, и постоянное пристанище. Для этого наступит свой час. Я был занят одним — найти удобное для посадки и по возможности безопасное место. И я нашёл его на поверхности обширного плато и решил уже, что опущусь там на следующем витке, но именно в этот момент двигатель совсем отказал.

Тогда я пролетел над тёмной стороной планеты, над горным плоскогорьем, громадным плато, которое так высоко поднималось над поверхностью планеты, что упасть там — значило обречь себя на верную смерть: атмосфера — вернее, остатки её, — таилась в этой части планеты в неглубоких ущельях и понижениях. Если я промахнусь — я погиб.

В последний момент перед крушением приборы показали: прямо по курсу котловина. Словно метеор, пронёсся я над безжизненной горной страной, корабль врезался в плотную атмосферу, иллюминаторы затянуло мглой, снижение замедлилось — и вот я на поверхности планеты. Я жив. Я потерпел крушение. Одинок ли я здесь или чуждый разум следит за мной? Готов прийти на помощь? Точит оружие, чтобы убить меня?