Константин Соловьев - Восьмое Небо

Правда, время от времени она сама теряла бдительность. Как в тот раз, когда хитрый карп незамеченным шмыгнул в каюту к Габерону. Шму почувствовала огненный жар в щеках при одном лишь воспоминании о том случае. Она не замышляла ничего дурного, всего лишь украдкой приоткрыла дверь среди ночи, надеясь увидеть на миг спящего канонира. Смотреть тайком на канонира было страшно, но это был особенный страх, от которого приятно и томительно щемило где-то в животе. Такой страх она согласна была терпеть, если не очень долго…

Утолив голод, карпы принялись резвиться. То прыскали в разные стороны, то сбивались в кучи, принимались носиться друг за другом или с величественным видом парить возле головы Шму в надежде, что она почешет пальцем им животик. Беззаботные создания. Шму гладила их по гладким чешуйчатым спинкам, шутя дергала за плавники, чтоб посмотреть, как забавно и неуклюже они барахтаются, пытаясь восстановить равновесие, дула в носы. Многие говорят, что самые умные обитатели небесного океана – это дельфины, но Шму знала, что нет никого умнее карпов. С карпом можно поиграть в игру «Угадай, в какой руке крошка», карпа можно заставить выполнять фигуры высшего пилотажа, обозначая курс рукой, карпа можно смутить, пристально взглянув ему в глаза.

Шму улыбалась, наблюдая за тем, как резвятся карпы. Здесь, в затхлом темном пространстве нижней палубы, ей почему-то было спокойно и легко, точно только тут на баркентине был чистый воздух. Здесь никто не ждал от нее слов, здесь никто не разглядывал ее. Карпам не было нужды о чем-то ее спрашивать, они и так знали все самое необходимое. Карпы не норовили влезть в душу. С карпами проще, чем с людьми.

Шму вздохнула. Опасно слишком долго задерживаться в трюме. Дядюшка Крунч может проверить груз или «Малефакс» обратит внимание на ее отсутствие. Пора возвращаться на верхние палубы.

- А теперь кыш! – приказала она карпам, - По домам! Ступайте прочь!

Карпы неохотно зашевелили хвостами, расползаясь в разные стороны. Некоторые из них после еды столь увеличились в объеме, что теперь не могли протиснуться сквозь трюмные щели. Шму, терпеливо помогала им, до тех пор, пока рыбья стая не рассосалась без следа, оставив напоминанием о себе лишь сухую чешую на трюмной палубе.

Чешую Шму осторожно убрала, как и пустые свертки. Напоследок тщательно проверила, плотно ли пригнаны крышки на бочках с икрой и с облегчением убедилась в том, что «Малефакс» не ошибся – апперы и в самом деле не поскупились на дерево. Даже та бочка, что рухнула в трюм, немного покосилась, но не развалилась. Значит, можно не опасаться, что голодная рыбья братия откроет бочки и устроит себе настоящее пиршество. Дай им волю, пожалуй, сожрут десять тонн драгоценной апперской икры за неполную минуту, после этого капитанесса уж точно вздернет ее на рее…

Трюм вновь опустел, сделавшись тем, чем изначально и виделся – пустым и мрачным ущельем, заваленным всякой старой и ветхой дрянью. Иногда Шму казалось, что если кто-нибудь крошечный заберется украдкой к ней в душу, то увидит что-то подобное. Древняя, очень уставшая пустота – и еще много пыли.

В два шага оказавшись у трюмной шахты, она оттолкнулась от палубы и взмыла вверх.

* * *

«Вобла» шла хорошо, ходко, словно радуясь хорошей погоде, уверенным стремительным фордевиндом, обгоняя плывущие в небе громады кучевых облаков. Гребные колеса оставались в неподвижности – несмотря на то, что корабль находился в нейтральном воздушном пространстве, вдалеке от границ Унии, капитанесса сочла за лучшее не привлекать к себе внимания. Как известно, дым от сгоревшего ведьминского зелья вызывает возмущения в окружающем магическом эфире, так что прущий на полных парах корабль для наблюдательного гомункула сродни ослепительной комете в ночном небе.

От Порт-Адамса баркентина отчалила с попутным ветром, так что уже через час пиратский остров походил на бесформенную, затерявшуюся у горизонта, грозовую тучу. Шму с клотика наблюдала за тем, как он истончается и тонет в облаках. Одновременно с ним постепенно таял и страх в ее душе, на смену ему пришла размеренная меланхолия, которой органично вторил аккомпанемент из хлопков паруса и шуршания ветра. Все острова издалека похожи друг на друга, размышляла Шму, просто висящие в небе песчинки. Они висят на разной высоте, они разной формы, вокруг них дуют разные ветра, но издалека они все как один. Просто кусок камня, который Розе вздумалось повесить именно здесь посреди неба. Она вспомнила просторные гулкие коридоры замка, в которых играла. Интересно, где находился этот замок? И что это за остров? На что он похож, если разглядывать издалека?..

Некоторое время Шму пыталась просто медитировать, наблюдая с клотика за парящими в высоте медузами. Медузы в этой части неба были хороши – розовые и лиловые, они парили, иногда трусливо кутаясь в облачные шапки, среди них не было ни ядовитых, ни смертельно-опасных, как кубомедузы в южных широтах, но сейчас взгляд упорно отказывался сосредотачиваться, норовил вильнуть и уйти внутрь себя. В беспокойную и волнующуюся пустоту.

Наверно, ей надо повидать кого-нибудь из членов команды. Шму знала, что чужое общество обычно полностью парализует мысли, но именно это ей сейчас и требовалось. Страх – отличный инструмент для того, чтоб выбить из головы все лишнее…

Но Шму ждало разочарование. Она пронеслась по мачтам от носа до кормы и обнаружила, что верхняя палуба пуста. Необычно для раннего утра на «Вобле». Спрятавшись среди парусов бизань-мачты, Шму украдкой стала наблюдать за капитанским мостиком, к которому обычно старалась не приближаться, чтоб не попасться на глаза капитанессе. Капитанский мостик, большой, широкий, похожий на сцену, смущал ее больше всего. Но в этот раз и он оказался почти безлюден. За штурвалом стоял, равнодушно созерцая облака, Дядюшка Крунч, сама же капитанесса устроилась у борта с газетным листом в руках. Роза не любит газет – ветер постоянно норовил вырвать из капитанских рук упрямо трепещущий бумажный листок, но раз за разок терпел неудачу – Алая Шельма впилась в газету так, что не выпустила бы ее, даже если б пришлось сопротивляться молодому киту. Укрывшись за бизань-гафелем, Шму наблюдала за тем, как капитанесса читает.

Смотреть на нее было интересно и жутко одновременно. И потому вдвойне волнующе. Она часто выглядела сдержанной и холодно-вежливой, часто презрительно кривила губы или задирала острый подбородок, но Шму, способная наблюдать часами, не меняя позы, знала, что бывает и другая капитанесса. Смущенно теребящая рукав, украдкой хихикающая, стыдливо пунцовеющая или беспечно ухмыляющаяся. Надо лишь знать, в какой момент посмотреть.