Константин Соловьев - Восьмое Небо

Тренч чуть не поперхнулся хлебным сапогом, корку которого только что откусил.

- Почему?

Корди грустно кивнула.

- Я хорошо собираю чары. Вытягиваю их отовсюду. У меня это с рождения. У меня сильный интуитивный потенциал, вот. Только использовать его… Знаешь, это как скол на линзе в подзорной трубе. Совсем-совсем небольшой, но через трубу уже ничего не видно. Вот и у меня так же. Я могу собрать целую кучу энергии буквально отовсюду, но совершенно не могу ее концентрировать и направлять. Моя магия работает когда захочет и так, как захочет. На самом деле, от меня больше неприятностей, чем пользы.

Тренч хотел ее утешить, но совершенно не представлял, как. Ему и с обычным-то человеком всегда было непросто найти общий язык, а с ведьмой, да еще и девчонкой, и пиратом…

- Я сам такой же, - пробормотал он, отряхивая руки от крошек, - За что ни возьмусь, никакого проку. А то и еще хуже…

Получилось грубовато, но Корди улыбнулась.

- Значит, ты попал на нужный корабль, - провозгласила она, вскакивая на ноги, - А теперь пока! У меня еще куча дел!

Прежде чем Тренч успел ее остановить или хотя бы окликнуть, она схватилась за ванты и в несколько секунд оказалась на верхней палубе.

- Не держись руками! – крикнула она снизу, - Так веселее!

Спустя секунду ее уже не было видно, лишь раздавался едва слышимый стук тяжелых ведьминских ботинок. Поежившись от нехорошего предчувствия, Тренч стал готовиться к спуску.

* * *

У шлюпок он оказался сам собой, совершенно случайно, хоть даже не смотрел в их сторону. Видимо, так была устроена «Вобла», что идя по верхней палубе безо всякой цели, попадешь туда, куда даже не собирался попадать. Однако, увидев покачивающиеся на шлюпбалках небольшие четырехвесельные ялики, он почувствовал липкий сквознячок неуверенности в районе подмышек. Быть может, какой-то невидимый ветер с самого начала вел его сюда, к шлюпкам? Единственный ветер, который позволит ему покинуть пиратскую баркентину.

Тренч остановился возле них, делая вид, что изучает панораму небесного океана.

Здесь было, на что посмотреть. «Вобла» сбавила высоту, а может, оказалась в каком-то теплом течении, оттого было не так холодно, как утром. Пропал и летящий по небу золотой пух – нынешние облака, сквозь которые «Вобла» шла безо всякого сопротивления, больше походили на развешанные по небу кисейные платки, белые, синеватые и серые, иногда с пушистой оторочкой. Кажется, такие называются слоисто-дождевыми, он когда-то читал в книге, но точно не помнил… Бескрайний небесный океан. При одной мысли о том, какое же огромное это пространство, в груди спирало дух – словно он опять смотрел на верхнюю палубу с высоты фок-марса. Где-то в этом океане сейчас парит Рейнланд, который не разглядеть и в самую лучшую подзорную трубу. Там, конечно, за последние дни ничего не изменилось, да и не меняется ничего на Рейнланде, разве что облака планктона мигрируют вокруг острова…

Забудь, приказал он себе. Нет для него больше никакого Рейнланда. Даже если он каким-нибудь образом вернется, не успеет опомниться, как губернатор распорядится обрядить его в новые кандалы – вместо тех, что раздавил Дядюшка Крунч. Ну а дальше маршрут уже хоженный – Шарнхорст, помост с тринадцатью ступенями, последний взгляд в распахнутое небо… Нет, о Рейнланде придется забыть, и навсегда. Как и о прочих островах Готланда. Между многими из них поддерживается магическая связь, а нынешний гроссадмирал не знает снисхождения к беглым преступникам. Как и все прочие до него. Значит, придется забыть про все ветра, которые идут в сторону Готланда.

Солнце, спрятавшееся было за особенно большим облаком, вдруг вынырнуло обратно, да так, что, казалось, все небо оказалось залито его светом, щедрым и ласковым. Облака перестали казаться плоскими, теперь были видны малейшие завитки в их пушистых громадах. Они беспечно плыли в одном с кораблем потоке ветра – седые странники, никогда не задумывающиеся о глупых человеческих проблемах, покорные воле Розы, мудрые…

От этого зрелище в дуще что-то сладко затрепетало.

Может, все не так плохо, вдруг подумал он, невольно подчиняясь этому чувству. Ладно, Готланд теперь закрыт на себя, но кроме него есть в Унии и другие государства, не зря же она зовется Триединой. Взять хотя бы Формандию, родину самовлюбленного болтуна-канонира. Наверняка и там можно найти остров на свой вкус. Конечно, в тамошних краях ужасный говор – если судить по Габерону – и все картавят так, словно не могут выплюнуть изо рта колючего ерша. Кроме того, лет сто назад, если верить книгам, в Формандии была революция, после чего она превратилась в Формандскую Республику, где нет ни короля, как в Каледонии, ни гроссадмирала, как в Готланде, а только какое-то Адмиралтейство. А еще, если не врали рыбаки, пропивающие в таверне Рейнланда вырученные за планктон таллеры, в Формандии жрут электрических угрей, там у них это вроде деликатеса считается… Ну и гадость!

Если не хочется есть электрических угрей, можно подумать и о Каледонии. Там, конечно, тоже не Восьмое Небо с медовыми ветрами, но живут же люди, ходят корабли. Говорят, в Каледонии стоит такая густая облачность, что облака хоть намазывай вместо джема на хлеб – за бушпритом корабля уже ни зги не видать. От этой облачности у них на островах вечная сырость, подагра и ревматизм.

А еще лучше, подумалось ему, и вовсе убраться подальше от Унии. Там тоже есть жизнь, и еще какая! Взять хотя бы Рутэнию. Страна, конечно, дикая, варварская, но и богачом там можно стать буквально за год. Осетров в Рутэнии водится столько, что драгоценную икру едят ложками, как кашу, а ром пьют из огромных медных чайников… А еще Рутэния – царство ледяных ветров, вспомнил он, и холода там стоят такие, что, говорят, даже рыба отращивает густой мех, а по улицам острова преспокойно пасутся китовые акулы. Возможно, Рутэния и не лучший вариант для шестнадцатилетнего небохода, который впервые понюхал ветер.

Может, Бурундезия из южного полушария? Про нее написано мало, но и того, что написано, достаточно. Дикий неисследованный край с сотнями неизученных островов, хоть каждый день открывай новые! Можно самовольно назваться адмиралом и весь остаток жизни исследовать тамошний мир, открывая новые породы рыб и моллюсков. Тоже жизнь – куда веселее той, что он вел прежде. С другой стороны… Кажется, он читал, что в Бурундезии водятся крохотные рыбки, вызывающие у небоходов малярию. А еще пираньи, тоже мерзкие твари. Вышел на палубу без защитного плаща - налетят облаком, и сам не заметишь, как останутся стоять одни сапоги…

Солнце заплыло за густую дождевую тучу, сизую от сдерживаемой внутри влаги, и небо тут же потухло, словно из воздушного океана мгновенно утекли все краски. Облака сделались бесформенными свинцовыми слитками, наползающими друг на друга, ветер противно затрещал в такелаже. И как ни старался Тренч вновь вообразить бескрайние заснеженные просторы или дикие, затянутые лианами, острова, мечты его померкли – точно кто-то выключил маленький гелиограф в голове.