Константин Соловьев - Восьмое Небо

Что до Габерона, он давно привык не обращать на подобные фокусы времени внимания. Когда живешь в постоянном магическом поле, привыкаешь радоваться тому, что проснулся человеком, а не исправному ходу часов…

В этот раз, судя по положению солнца, часы не лгали, утверждая, что на дворе стоит два часа пополудни. Отражение Габерона в зеркале скорчило довольную гримасу. Всем известно, именно щедрое послеполуденное солнце благоволит пиратам, а вовсе не разбойничья луна. Оно усыпляет бдительность торговых шхун, этих больших ленивых рыбин, парящих в вышине. Разморенные его ласковым теплом, дремлют наблюдатели в «вороньих гнездах», исполняются лени дозорные, даже дотошные офицеры не торопятся лишний раз приложить к лицу обжигающую бронзу подзорных труб. Наилучшее время для дерзкого пиратского корабля, который может спикировать на ничего не подозревающую шхуну и подойти на абордажное расстояние быстрее, чем прозвучит боцманский свисток…

А еще этот час как никакой другой благоволил набегу на корабельный камбуз «Воблы». Тот самый час, когда по корабельному расписанию все члены команды заняты своими делами. Когда Дядюшка Крунч с Тренчем ползают где-то рядом с магическим котлом, крутя замасленные патрубки и по очереди глухо ругаясь. Когда Корди носится где-то по нижним палубам, грохоча башмаками и распространяя вокруг запах лакрицы. Когда Шму по своему обыкновению пропадает где-то на рангоуте, слившись с короткими полуденными тенями, а мистер Хнумр лениво ползает по реям, нюхая непривычно пахнущие ветра. Что же до госпожи капитанессы, она наверняка заняла свой привычный вахтенный пост на квартердеке. То есть, скорее всего, украдкой листает женские журналы, захваченные на Жан-Баре, и ковыряет в носу, для виду положив рядом Пиратский Устав.

Отражение Габерона не смогло сдержать ухмылки. Самое время проведать камбуз. И насладиться поздним завтраком в спокойной обстановке, не боясь того, что кто-то сунет мокрый нос тебе в ухо или превратит столовые приборы в набор карамельных конфет. Никто станет махать острой саблей над головой и делиться воспоминаниями о тех временах, когда пираты были отважнее, ветра сильнее, а прадед старшего канонира «Воблы» носил короткие штаны и запускал в небо сложенных из бумаги рыбок. Полчаса тишины и спокойствия и еще большая скворчащая отбивная – вот что может сделать пирата по-настоящему счастливым.

Габерон подмигнул своему отражению и вышел из каюты.

* * *

Его ожидания оказались разрушены - сокрушительно, в щепки, как корабль, идущий в темноте полным ходом, который врезается в остров, не обозначенный на картах и не отмеченный бакенами. Нет ни предчувствия, ни знаков приближающейся беды, лишь страшный хруст – и осознание катастрофы.

Это осознание настигло Габерона на подходе к камбузу. Вместо ласкающей ухо тишины, перемежающейся негромким шипением остывающей печи, камбуз встретил его взрывами смеха и звоном посуды. Отступать было уже поздно. Мимоходом сотворив знак Розы и кротко вздохнув, Габерон распахнул тяжелую дверь.

И сразу понял, что мечты о спокойном завтраке можно закопать еще глубже, чем закапывает клад самый принципиальный и трудолюбивый пират. Камбуз не просто оказался заполнен, он выглядел так, точно его оккупировало три дюжины голодных воздухоходов, хотя собралось здесь лишь пятеро членов экипажа.

Алая Шельма, по праву капитана занявшая главенствующее место за кухонным столом, расправлялась с огромным куском жареной рыбы, работая столовым ножом так решительно и кровожадно, точно та была не менее чем полковником воздушной пехоты Его Величества, алая треуголка беспечно свисала со спинки стула.

Украшенный свежими пятнами масла и краски Тренч сосредоточенно обгладывал хвост кефали, время от времени разглядывая его с самым пристальным вниманием, как если бы размышлял, не сойдет ли он за деталь для какого-нибудь безумного и бессмысленного механизма. Он еще не до конца освоился на борту «Воблы», но, как заметил Габерон, уже достаточно слился с общим фоном, чтобы сойти за привычный предмет обстановки.

Шму встретила Габерона своей обычной вымученной улыбкой. Она выглядела изможденной и смертельно уставшей, как гребец на галере, под большими фиолетовыми глазами синели круги. Склонившись над тарелкой с запеченными овощами, ассассин уныло терзала их вилкой, напоминая флотоводца, уже понявшего неизбежность поражения, но все же пытающегося отсрочить закономерный финал битвы.

Не обращая ни на кого внимания, беззаботно болтала Корди, раскачиваясь на табурете. Стоило ей отвлечься хоть на мгновенье, как множество ее хвостов норовили сбросить на пол столовые приборы и посуду, так что ведьме то и дело приходилось ойкать и кидаться за ними.

Дядюшка Крунч ничего не ел, да и не мог, но тоже отчего-то счел необходимым забраться на камбуз, едва не сокрушив его небогатый интерьер. Устроившись в углу на манер кариатиды, он пытался не раздавить ненароком камбузную печь и не пробить головой низкий потолок. И то и другое, с учетом его габаритов, давалось голему с трудом. Пока все остальные ели, он что-то глухо бормотал себе под нос, поскрипывая тяжелыми стальными поршнями. И, хоть Габерон не слышал слов, он был уверен, что голем вспоминает благословенные старые времена, когда и ножи для рыбы были привычнее, и стол сервировали с пониманием…

Даже Мистер Хнумр оказался здесь. Лишенный собственного места за столом, он слонялся по камбузу, пытаясь подобраться к еде с разных сторон, но неизменно терпел неудачу. Стоило его большому влажному носу показаться над столом, кто-то непременно отставлял подальше от края тарелку – и маленький вомбат, тихо ворча, двигался к другому его участку, терпеливо нащупывая слабое звено в обороне. Больше всего ему везло около Шму. Там ему украдкой падали кусочки тушеных овощей, которые он с удовольствием подбирал и жевал с выражением неизъяснимого блаженства на мохнатой морде.

- Габби! – забывшись, Корди резко повернула голову к вошедшему, - Доброе утро!

Это было серьезным тактическим просчетом. Ее многочисленные хвосты не упустили возможности и разом смахнули со стола блюдце с сахаром, стакан, три вилки, миску и соусник.

В мгновение ока камбуз превратился в подобие поля боя.

Шму, испуганно вскрикнув, взлетела по переборке вертикально вверх и распласталась тенью на потолке, оставляя за собой шлейф из кусочков капусты и сельдерея. Дядюшка Крунч, рефлекторно дернувшись, мгновенно своротил механическим плечом печь, вывернув на палубу содержимое топки, отчего камбуз мгновенно наполнился клубами дыма.

Шарахнувшийся от печи мистер Хнумр врезался в стул и, сам перепугавшись, заверещал так, как умеют верещать только перепуганные насмерть вомбаты. Мгновенно оценив ситуацию, Алая Шельма молниеносно выхватила из ножен саблю, чтоб отбить летящий ей в лицо соусник – и тем же выпадом разрубила надвое спинку стоящего поодаль стула.