Константин Соловьев - Восьмое Небо

- Но капитанесса…

- Прекрасно об этом осведомлена, можешь мне поверить.

- Тогда из-за чего здесь?

- Из-за отчаянья, надо думать, - Габерон пожал плечами, - Спустя семь лет поисков она начала понимать, что клад так же далеко от нее, как и был в самом начале. Она пытается идти по старому следу, не понимая, что след этот давно протух и устарел. Проще говоря, мечется по самым отдаленным и глухим уголкам Унии в надежде на то, что здесь когда-то проходил на «Вобле» ее дед и оставил какой-то знак. Но знаков опять не будет – Роза любит дураков, но не любит слишком настырных дураков.

- И что… дальше?

- Дальше? Ничего. Мы поболтаемся с неделю вокруг Дюпле, потом капитанессу накроет приступ черной меланхолии и «Вобла» снова сменит курс, отправившись в нейтральное воздушное пространство. Может быть, пристанем на время к какой-нибудь пиратской вольнице вроде Порт-Адамса – давненько пора почистить днище от ракушек да пополнить запасы провианта… Затем все повторится. Снова ее потянет на окраину мира в надежде на то, что именно там дед оставил ей какие-то подсказки. А закончится все снова заунывными песнями патефона и девичьими слезами.

- Поиск вслепую? – недоуменно уточнил Тренч.

- Что-то вроде поиска иглы в темном трюме и без лампы, - Габерон скорчил кислую гримасу, - Но это лучше, чем сидеть на месте. Возникает иллюзия действия…

- Должны быть какие-то знаки, - убежденно сказал Тренч, легко спрыгивая с лафета, - Не знаю, какие и в какой форме, но должны быть.

- Уверенность – отличная черта характера, - отозвался Габерон, - Посмотрим, не потускнеет ли твоя за пару следующих лет…

Он уже задумывал недлинный саркастичный пассаж, но именно в этот миг по гандеку разнесся звучный голос «Малефакса»:

- Господа пираты, где бы вы не находились… Нет, Шму, я все равно вижу тебя, даже когда ты спряталась в бочку. Я вижу все на этом корабле. Кхм. Так вот, капитанесса Алая Шельма убедительно просит всех вас собраться в течении пяти минут в штурманской.

- Если госпоже капитанессе не с кем играть в шахматы, пусть позовет Корди, - проворчал Габерон, не пытаясь даже вылезти из гамака, - Ты что не видишь, мы с Тренчем заняты крайне важным и ответственным делом, наводим порядок на гандеке!

- Вы с Тренчем? – усмехнулся корабельный гомункул, - И, кажется, ты взвалил на себя львиную долю работы, не так ли?

- Чего хотел, говорящая голова? – огрызнулся Габерон, - Только не говори, что Ринриетта зовет нас полюбоваться на облако в форме лошадки или…

- Нет. Минуту назад наша прелестная капитанесса изволила объявить боевую тревогу.

* * *

Человек, проектирующий большой трехмачтовый корабль, особенно грузовую баркентину, неизбежно сталкивается с серьезными трудностями, особенно когда дело доходит до планировки внутренних отсеков.

Как бы ни был велик корабль и как бы ни была велика подъемная сила, сообщаемая ему накопленным в дереве магическим потенциалом, свободного объема всегда оказывается крайне мало. Десять тысяч тан [64] Тан – старинная английская мера объема, приблизительно равная 954-м литрам. 10 000 тан = 9 540 000 л. воздухоизмещения лишь на бумаге выглядят значительной цифрой. Если вычесть из этой цифры огромные трюмы, в каждом из которых поместился бы небольшой остров, цистерны для балластной воды, машинную палубу, нижние палубы, гандек, бункеры для ведьминского зелья, склады продовольственные, угольные, оружейные, плотницкие и такелажные, крюйт-камеру, ахтерпик [65] Ахтерпик – крайний кормовой отсек судна. , кают-компанию, а также великое множество коффердамов [66] Коффердам – узкий непроницаемый отсек, разделяющий соседние помещения. и просто служебных отсеков, необходимых для обслуживания корабля, в сухом остатке остается не так уж много объема, который можно было бы отвести под жилые кубрики.

Не случайно на многих кораблях Унии матросы всем скопом ютились на нижней палубе в подвесных койках, в которых, к тому же, зачастую спали посменно, а офицеры являлись счастливыми обладателями отдельных кают размером со стенной шкаф. И не случайно в формандском флоте издавна ходила шутка «Что можно спрятать в коробку от сыра? Шесть фунтов гороху или одиннадцать офицеров».

Человек, проектировавший «Воблу», отличался своеобычным взглядом даже по этому вопросу.

Иначе сложно было объяснить, откуда в баркентине оказалось столь много различных отсеков и помещений, не предусмотренных и не объясненных ни одним уставом корабельной службы.

Некоторые из них, самые уютные и просторные, оказались быстро обжиты новыми владельцами. Другие же могли годами простаивать в запустении, не находя себе ни хозяина, ни применения.

Габерон знал несколько десятков подобных помещений, столь нелепых и неудобных, что их невозможно было бы приспособить даже под склад парусины. Некоторые из них имели по странной прихоти кораблестроителя десять стен вместо четырех. Другие могли похвастать избыточным количеством иллюминаторов, столь большим, что даже по полу приходилось перемещаться с осторожностью. Встречались каюты, в которые невозможно было попасть только потому, что никто не озаботился дверным проемом, или кубрики, по колено затопленные неизвестно откуда берущейся водой.

Штурманская «Воблы» также относилась к разряду пустующих помещений, несмотря на то, что спроектирована была по классическим принципам и не обладала неприятным магическим полем. Она просто не нравилась никому из команды.

Слишком строго оформленная, уставленная старомодной каледонийской мебелью, громоздкой и неудобной, как архаичные галеоны, обтянутая тусклыми серыми обоями и заполненная навигационными столами, штурманская наводила на всех тягостное, тяжелое ощущение. Самому Габерону казалось, что она напоминает учебный класс, о котором у него с юнкерских времен остались не самые радужные воспоминания. Слишком много досок и карт, к тому же еще этот запах мела…

Справедливости ради, Алая Шельма редко собирала экипаж в штурманской, а когда собирала, то для этого обыкновенно была серьезная причина. Именно поэтому Габерон ощутил липкий мятный холодок под сердцем еще до того, как переступил комингс.

Капитанесса, конечно, уже была в штурманской. Стояла возле навигационного стола, скрестив руки на груди и пристально разглядывала какую-то карту. Габерона она встретила взглядом неприязненным и раздраженным, кажущимся еще острее из-за прищура глаз.

- Долго же вас приходится ждать, господа!

Габерон скорчил жалобную гримасу.

- Извините, госпожа учительница! Я не виноват! Это Додди высадил мячиком стекло!

- Тревога была объявлена двадцать минут назад!

- Виноват, капитанесса, сэр! Я искал подходящий случаю сюртук! – Габерон с достоинством продемонстрировал расшитую полу, - Дело не одной минуты, сами понимаете.