Константин Соловьев - Восьмое Небо

- Я неуютно себя ощущаю, когда не могу сменить гардероб хотя бы трижды за день, - в тон ей ответил Габерон, - Кроме того, еще немного, и я провоняю здесь настолько, что тебе придется проветривать меня на леерах, как грязное белье. Это все чертова чешуя… Здесь у нас несколько бочек этого добра, видно, оказалась недостаточно качественной для ведьминского зелья… Ты даже не представляешь, как она смердит! Где «Вобла» наконец? Передай Дядюшке Крунчу, чтоб взял у меня на гандеке самую большую пушку из всех, что найдет. Я хочу, чтоб он превратил эту штуку, шагающую по мидль-деку, во много-много маленьких деталей на радость Тренчу.

- «Воблы» не будет, Габбс.

Габерону показалось, что он ослышался. Слух старого канонира не всегда отличается остротой, а гомункулы формандского образца нередко искажают звук. Габерону безотчетно захотелось помотать головой, чтоб прочистить уши.

- Повтори, я не понял. Прием.

- «Воблы» не будет, - тихо повторила Алая Шельма, - Извини.

Тренч уставился на Габерона широко раскрытыми глазами. Не послышалось, значит.

- Где она?

- Где-то на пути в Порт-Адамс, должно быть, - капитанесса отчетливо шмыгнула носом, - Я пыталась ее вызвать. Пытаюсь до сих пор. Однако… «Вобла» сейчас в каких-нибудь тридцати милях от нас, но корабельный гомункул ее не видит. Не видит и не может связаться.

- Марево, - упавшим голосом произнес Тренч, садясь обратно на ящик, - Вы говорили, оно экранирует связь по магическому лучу.

- Так и есть, - отозвался Габерон тихо, бессмысленно разглядывая собственные пальцы. Глупейшее занятие, особенно в темноте, - Марево глушит любую связь.

- Но ведь мы погрузились всего на двести пятьдесят футов!

Габерон медленно набрал воздуха в легкие, пытаясь представить, что это чистый и свежий воздух, который веет по ночам над верхней палубой, а не затхлая, пропитанная ядовитой алой взвесью, отрава. Желудку это ничуть не помогло, он по прежнему вел себя так, словно внутри него колыхалась большая медуза.

- На триста приятель. И это ровно на триста футов больше, чем рекомендуется для здоровья.

- Почему ты так думаешь?

- Видишь ту гадкую рыбину, которая кружит в углу?..

Тренч опасливо скосил глаза, наблюдая за уродливым существом, похожим на наконечник стрелы и таким же плоским.

- Д-да.

- По-латинийски эта тварь именуется «акантонус арматус». И она никогда не поднимается выше трехсот.

- Значит…

- Значит, мы остались втроем в этой тонущей кастрюле, - Габерон ухмыльнулся, надеясь, что ни Тренч, ни Алая Шельма не подозревают, какой ценой далась ему эта беззаботная ухмылка, - К тому же, в обществе безумного механического убийцы. Не знаю, как вам, а мне это кажется началом нового захватывающего приключения.

- Габби… - Алая Шельма осеклась, не смогла продолжить. Голос изменил ей и в течении нескольких секунд корабельный гомункул передавал на нижнюю палубу только хриплое дыхание и короткие всхлипы, - Я… Я…

- Держите себя в руках, капитанесса, сэр! Формандскому боевому кораблю не привыкать к пролитой крови. Но вот женские сопли на мостике явно не к месту.

- Нам не выбраться отсюда. Я сглупила, Габби. Прости меня. Я была вздорной и глупой девчонкой. Сделала все наоборот. Если бы здесь был Дядюшка Крунч… Ох, если бы он был здесь… Я… О Роза, что же я натворила!

Габерону пришлось сделать два или три глубоких вдоха, чтобы привести мысли в порядок. Это было непросто. Они плясали в голове как крошки планктона, сталкиваясь между собой, разлетаясь и связываясь в громоздкие бессмысленные цепочки. Цепочки, которые своей тяжестью напоминали тянущие ко дну якорные цепи.

- Все в порядке, Ринни, - выдавил он, надеясь, что его голос звучит по-прежнему безмятежно, - Дядя Габби что-нибудь придумает.

И быстро, чтоб она ничего не успела возразить, добавил одно короткое слово:

- Отбой.

* * *

Габерон презирал сверхнизкие высоты, но не боялся их.

Боязнь перед Маревом среди юнкеров формандского военно-воздушного флота вытравливалась в первые же годы учебы, методом настолько же варварским, насколько и эффективным. Инструмент, предназначенный для его выполнения, на флоте негласно именовался «пивным бочонком» и фигурировал в великом множестве историй, как невинных, так и довольно неприличных – в зависимости от рассказчика. «Пивной бочонок» был предельно прост по своему устройству и представлял собой простейший деревянный корпус, формой напоминающий баллон аэростата. Привязанный прочными линями к борту судна, он волочился под килем, позволяя бортовым лебедкам регулировать высоту, от нескольких десятков футов до нескольких сотен. Метод действительно отличался крайней простотой. Испытуемого опускали на предписанную высоту и держали там столько, сколько было необходимо.

Офицерский норматив – шесть часов на восьмистах футах – Габерон сдал на «отлично» еще будучи старшим юнкером. Молодое и сильное тело обладало значительной выносливостью, позволявшей сопротивляться тлетворному воздействию Марева. Уже позже, в звании мичмана второго класса, он даже как-то раз выиграл пари с сослуживцем, выдержав три часа на шестистах футах. Но уже почти забыл, насколько же ему после этого было плохо…

- Становится жарче, - пробормотал Тренч. Он обмахивал лицо воротником плаща и выглядел так, словно провел у топки всю смену, даже губы запеклись, разве что пар от волос не шел.

- Иллюзия, - коротко отозвался Габерон со своего места.

- Я же чувствую…

- Температура не изменилась, - Габерон почувствовал досаду на инженера, заставившего его открыть рот, - Это твое тело начало реагировать на близость Марева. «Жаровня». Она начинается между седьмой и восьмой сотней футов. У каждого по-разному.

Сам Габерон жары пока не чувствовал, но по тому, как начали нагреваться кончики пальцев и язык, знал, что «жаровня» не заставит себя долго ждать. Такой жар не оставляет ожогов, лишь изматывает, вытягивает душу, заставляет задыхаться и превращает человека в подобие беспомощной мятой тряпки. За «жаровней» обыкновенно бывают «кальмарчики» - это когда тело вдруг начинает пощипывать со всех сторон, так, будто твою плоть заживо грызут сотни мелких голодных тварей. Но тут можно и проскочить, как карта ляжет. Говорят, рыжих «кальмарчики» вообще не грызут, а среди остальных шанс один к пяти.

Но даже «кальмарчики», в сущности, не самая страшная штука. Настоящие беды начнутся, как только уровень корабельного альтиметра опустится ниже семи сотен футов. О том, что ждет человека за этим пределом, среди юнкеров ходили самые зловещие слухи, и некоторые из них Габерон когда-то вынужден был проверить на практике, найдя их такими, что полностью соответствуют изложенному.