Ирина Смирнова - Равиен, дорога обратно

Для того, чтобы сориентироваться, как работает эта система ворот и иллюзий, мне понадобилось часа два. Глаза слипались, в животе урчало, хотелось послать всё к… и пойти спать в тёплый сарай, а не мёрзнуть здесь в темноте. Но во мне проснулись упрямство и упорство. Не удеру, так хоть просто разберусь и взломаю. И я был вознаграждён за свою настойчивость. Дважды. Сначала бесшумно раскрывшимися воротами, а потом лохматой мордой лонгвеста. Удивлённой и родной. Я чуть целовать его не кинулся от радости!

Тай:

Я отбежал немного назад: вдруг они свернули, а я не заметил. Не свернули. Вернулся. Снова уткнулся мордой в чащу. Попробовал туда пролезть, но меня будто что-то отбросило. Взял разбег и прыгнул. Отлетел, стукнулся головой о дерево… Вспомнил. Магия. Не пахнущая магия. Хорошо я не на пятом этаже, а в лесу. Тут можно взять разбег побольше. Толку, правда, не будет. Но что делать-то? Просто сидеть и ждать? Рыть подкоп? Искать обходной путь? Наверное — да.

Отойти далеко не успел. Внезапно в чаще что-то зашуршало. Деревья закачались и начали расплываться. Растворяться. Я прижал уши и зарычал. Пусть знают, что такими глупостями меня не напугать. Я уже видел, как разрывался воздух. Исчезающие деревья — это мелочи.

Расставил лапы пошире и приготовился к прыжку. Маг там, толпа оборотней… Всё, ша! Надоело играть по их правилам. Всё равно кто сейчас появится — наброшусь и загрызу. А потом пойду, найду самку, спасу и надеру ей уши.

Деревья превратились в ворота. Я предупреждающе заворчал, оскалив зубы. Когда створки распахнулись, мага от смерти отделяла секунда. Буквально. Я уже отталкивался задними лапами, целясь ему в шейную артерию. И почти в полёте понял, что это наш маг и он мне рад. Из-за резкого торможения плюхнулся на задницу. Больно. Рыркнул и перетёк в человеческий образ.

Ромэй:

Выбраться за ограду у меня получилось не сразу — я перепробовал всевозможные магические блокировки, пока не вспомнил самую простую, практически детскую. А вот лонгвест мог входить и выходить совершенно спокойно. Я сначала хотел спрятать его в сарае, чтобы он дождался старушенцию и прибил её, но потом вдруг вспомнил, что бывают заклятья, не исчезающие со смертью наложившего их мага. А если бабка околдовала Таню одним из таких? Хороши же мы оба будем, матервестер! Ну, мне-то недолго хорошеть придётся… Поэтому вариант с быстрым убиением старухи я отмёл, несмотря на то, что оборотень был против. Пришлось потратить кучу нервных клеток и три часа времени, чтобы убедить его дать мне хотя бы сутки на попытку выяснить, что именно случилось с девчонкой.

Ещё час ушёл у меня, чтобы убедить его провести эти сутки за воротами.

— Да пойми ты, тупое животное, тут тебя сразу вычислят!

— Сам такой, — и всё это меланхолично пожевывая травинку.

— Я или всё узнаю и открою дверь, или не узнаю и тем более открою. Завтра в это же время.

— А если не сможешь?

— А если не смогу, значит со мной что-то произошло.

— Ну вот, — перекатив травинку слева направо, собеседник уставился на меня так, будто в этих двух словах для меня должны заключаться море смысла и океан логики.

— Послушай, ты… Ну, пойми же! Если со мной что-то стряслось, ты отсюда никогда не выйдешь!

— Убью старуху и всё расколдуется, — травинка опять перекочевала из одного угла рта в другой.

— А если нет?

— Значит, придумаю что-нибудь.

— Зачем?! Зачем придумывать что-нибудь, когда надо просто сутки подождать? Спокойно просидеть сутки за воротами!

Матервестер! Ещё ни на одном экзамене мне не пришлось проявлять столько изворотливости, придумывать столько разных доводов и аргументов, использовать все возможности собственного мозга, как в этом споре… и всё лишь для того, чтобы достучаться до этой тупой, лохматой, твердолобой, упёртой… псины, матервестер!

Да, я был согласен, что сам не донесу «самку», что сам не убью бабку, что сам я вообще ни на что не годен, кроме как открывать и закрывать ворота. Я уже никому ничего не доказывал, а только кивал. Я пообещал бы ему луну с неба единственно ради того, чтобы он не лез сейчас в этот проклятый сад и ждал бы меня завтра… Знать, что совсем рядом бродит тот, кто в любой момент может просто перегрызть зубами твой кошмар, было… приятно. Жаль, что девчонка не дала мне его привязать. Отличный, сильный оборотень. Тупой, правда… Но привязанный он бы слушался меня и не возражал.

Почти перед рассветом, заплетаясь в ногах и зевая каждые полминуты, я потащился в сторону дома. Мне показалось хорошей идеей найти Таню и осмотреть её на предмет магических заклятий.

В дом мне удалось попасть довольно легко, а дальше вместо спальни я почему-то очутился в библиотеке. На самом деле неудивительно: дом явно проектировали на несколько подпространств, потому что из сада он выглядел маленьким и аккуратненьким, а внутри имелся очень длинный коридор и много разных дверей. За одной явно скрывалась столовая, за другой — кабинет, а вот за третьей как раз и была свалка старых книг. Огромное количество древних изданий. Я вдохнул пылищу и едва удержался, чтобы не чихнуть, тут же решив захлопнуть дверь и пойти искать Таню дальше. Но увидел обложку верхней книги, лежащей на ближайшей из стопок. «Пророчество Билле Гара. Правда и вымысел» и не удержался. Зашёл в комнату, а рука сама потянулась к тонюсенькой книжонке. Обложка навряд ли толще страниц.

Автор — Гейлле Гара. Имя женское — сестра или жена? Внутри книги находился лист старой-престарой бумаги с записанным на нём текстом пророчества. Убористо-витиеватый почерк на листе был по началу абсолютно не читаем. Но я сразу отметил, что количество восьмистиший не совпадает. Здесь их было пять, а не четыре. А ещё я с удивлением прочёл продолжение отрывка, повествующего обо мне: «Когда избыток самомнения всю осторожность победит, тот, кто покажется слабее, сильнейшего поработит.» Считалось, что дальнейшие строки утеряны, но тут они наличествовали: «Рискуя всем, спасая многих, он к цели двигаться готов, но понимание в дороге важней построенных мостов.»

На последнее, пятое, восьмистишье у меня банально не хватило времени, потому что от двери раздался противный голос карги:

— Положи на место и вон отсюда!

Такое впечатление, что бабка вообще не ложилась спать: она всё ещё таскалась в уличном платье, не выпуская из рук сумку и зонтик, и в идиотской шляпке, из-под которой пронзала меня своими презрительно прищуренными глазами:

— Не смей входить в дом! Твоё место на конюшне, мальчишка!

И смотрит на меня так, точно сейчас этим самым зонтом и проткнёт. Тут она разглядела, что именно было у меня в руках, и уже не раздражённым, а злобно-подозрительным тоном спросила: