Алексей Лютый - На крестины в Палестины

– Очухался? – заботливо поинтересовался Сеня и, получив в ответ от Боэмунда утвердительный кивок, махнул рукой в сторону походного стола: – Пошли поужинаем.

– А что со мной было? – растерянно поинтересовался перстоносец у кинолога. – Прямо как лошадь копытом лягнула.

– Хуже. Но все это в прошлом, – усмехнулся Сеня. – Пойдем, говорю, пока я добрый, поужинаем, чем бог послал.

– Лично Бог послал? – удивился рыцарь, все еще не пришедший в себя после знакомства с Ваниным кулаком.

Рабинович горестно вздохнул и, не желая больше дискутировать, рывком поднял рыцаря с земли. Боэмунд несколько секунд растерянно осматривался, а затем пошел к столу, подталкиваемый в спину кинологом. Причем двигался вперед так безвольно, что Сеня уже начал подумывать о том, что Жомову за излишнее усердие придется выносить выговор. С занесением в грудную клетку. Однако делать этого не пришлось, поскольку к крестоносцу разум благополучно вернулся.

– Ах, вот оно что?! Теперь я все вспомнил! – завопил рыцарь, оглядывая всех членов экспедиции. – Значит, так вы со мной? Похитили и думаете, что подобные бесчинства сойдут вам с рук? Да я не посмотрю, что вас сам папа Урбан благословил. Я до Всевышнего с жалобой дойду. А уж ваше непосредственное начальство узнает о ментовском беспределе непременно. И прокурор тоже!.. И вообще, я объявляю голодовку и требую адвоката!

– Сеня, он так всю дорогу орать будет? – возмутился омоновец, и Рабинович в ответ только плечами пожал. – Тогда, может, его действительно еще раз вырубить?

– Не посмеете! – завизжал перстоносец. – Я вообще тогда откажусь от… – И запнулся, поскольку увидел Фатиму, выходящую из-за телеги с огромным блюдом плова в руках. – Так куда вы направляетесь? В Иерусалим? Прекрасно! Я пойду с вами. А то, что меня из армии выкрали, так это даже замечательно. Вы не представляете себе, как тяжело с этими необразованными идиотами целыми днями общаться. Один писарь у меня культурный человек. И тот такие загогулины на бумаге рисует, что я их прочитать не могу…

– Потому что не умеешь, – вставил словечко в монолог Рабинович, ревниво поглядывая то на танцовщицу, то на Боэмунда.

– Ты только посмотри, что с людьми любовь делает, – обращаясь к омоновцу, тихо проговорил Попов.

Сеня стрельнул в его сторону гневным взглядом, от которого криминалист потупился и стал смеяться себе в кулак. А Рабинович снова посмотрел на рыцаря и обреченно вздохнул. Что же, хоть на любовном фронте одним конкурентом больше стало, но зато о том, что по пути к Иерусалиму делать с Боэмундом, больше не нужно беспокоиться. Теперь-то рыцарь будет как шелковый!

Почти двое суток мы мчались по холмистой равнине, пытаясь достать неуловимых дубликатов. Один раз мы даже наткнулись на их стоянку, пепел костра которой был еще теплым. Казалось, вот-вот мы их настигнем, но каждый раз происходило невероятное. Наши двойники умудрялись исчезнуть прямо из-под моего весьма чуткого носа. Причем делали это так, что даже следы не сразу удавалось отыскивать. Сеня осунулся с лица и постоянно косо на меня посматривал, будто я в его любимую форменную фуражку мозговую кость запрятал. А мне ему и сказать было нечего. Ну что я могу сделать, когда то ли эти гады следы идеально заметать умеют, то ли опять идиотское время со своей дурацкой спиралью чудит?!

Впрочем, определенные плюсы в нашем положении все-таки имелись. Теперь, по крайней мере, мы точно знали, что трое мародеров, садистов и развратников, выдававших себя за моих ментов, были из параллельной вселенной. После того как я пару раз понюхал оставленные ими вещи, ошибиться было невозможно. Может быть, человек бы и спутал Сеню-оригинал с Сеней-2, но мой нос меня никогда не обманывал. И уж я скорее поверю ему, чем своим глазам: то, что не пахнет Рабиновичем, Рабиновичем в принципе быть не может!

В общем, практически все были уверены, что наших двойников неизвестный вражина вытащил из параллельной вселенной, и лишь один Андрюша то ли по вредности характера, то ли из-за природной лени твердил, что мародерствующая троица – это не кто иные, как сами доблестные российские милиционеры, но деформированные коварным временем. А поскольку самого себя поймать невозможно, то нечего и бегать за ними. И лишь когда во дворе дома одного из местных маленьких султанчиков мы нашли дохлую акулу, пронзенную тремя копьями и плавающую в бассейне кверху брюхом, только тогда Попов заявил:

– Да это садисты какие-то! Раз уж они могли так с безобидной рыбкой поступить, то меня точно среди них быть не может!

– Ничего себе безобидная рыбка, – хмыкнул Ваня, разглядывая акульи зубы. – Слушай, Андрюша, а ты мне такого зверя достать не можешь? Я ее к теще в ванну запущу, когда она мыться надумает. Вот интересно будет, кто из них кого загрызет.

Попов только покрутил пальцем у виска, но отвечать на жомовский вопрос не стал. Если честно, то я бы тоже не решился. Сомнения меня гложут, успела бы акула из ванны сбежать, или Ванина теща из нее балык быстрее бы сделала?.. А вот в том, что я-то ни за что ближе чем на три метра к Ленкиной матери не подойду, даже после всего, что мне в скитаниях перенести пришлось, уверенность была абсолютная. Я еще не самоубийца! И уж если Ваня боится своей тещи, мне от нее и вовсе подальше держаться нужно.

В остальном, кроме ставок на бой «акула – теща», в нашей группе были лад и согласие. Боэмунд, правда, первый день здорово чудил, стремясь вызвать на поединок всякого, кто на Фатиму посмотреть посмеет, но Жомов его быстро успокоил. Однажды, когда рыцарь раз в десятый за день схватился за меч, омоновец не выдержал и легонечко стукнул его своим кулачищем по лбу. Не знаю, слышали ли звон от этого контакта в Иерусалиме, но у меня уши заложило и показалось, будто взрыв ста килограммов тротила по сравнению с этим грохотом звучит, как камерная музыка.

После Ваниного урока Боэмунд присмирел. Не знаю, чего уж там у него в голове омоновец своим ударом сдвинул, но рыцарь совершенно неожиданно захотел учиться и начал приставать к Сене, чтобы тот преподал ему хотя бы вводный курс для начальной школы. Однако Рабиновичу было не до того, чтобы грамоте кого-то обучать. Поэтому образованием перстоносца занялся Абдулла. Целый день он обучал Боэмунда рисовать арабской вязью какую-то фразу на песке, и лишь к вечеру выяснилось, что рыцарь целый день писал «Аллах акбар»! Как истый христианин, Боэмунд обиделся на сарацина и хотел ему даже морду набить, но Попов не позволил. Поигрывая дубинкой, Андрюша заявил, что если рыцарь еще до кого-нибудь докопается, то он сам, лично, займется обучением любознательного Боэмунда.

– Спасибо, нет. Я уж лучше вовсе безграмотным похожу, чем полностью звезданутым, – отказался рыцарь, и на этом вопрос о его обучении с повестки дня был снят.