Алексей Лютый - Рабин Гут

Однако выбираться из постели Сене все же пришлось. Нарочно или случайно бросил фразу о президенте Попов, но Рабиновича она задела за живое. Сеня вдруг почувствовал на своих плечах неимоверный груз ответственности за судьбы вверенного ему личного состава. Проигнорировать предложение занять столь большую руководящую роль Рабинович не мог, поэтому и отправился искать для Попова бритвенные принадлежности.

Уже с первого дня, проведенного в шестом веке от Рождества Христова, Сеня заметил, что все аборигены отличаются по степени волосатости лица. Если крестьяне носили окладистые бороды, а у рыцарей и их солдат растительность на физиономии была подстрижена с различной степенью аккуратности, то у кабатчиков и торговцев щеки были гладко выбриты.

Сделать из этого соответствующие выводы не составило бы труда и шестилетнему ребенку, если он, конечно, не имбецил. Поэтому Рабинович прекрасно знал, где искать станки для бритья. Натянув на себя только штаны с золотым запасом фирмы, которые до этого держал под матрасом, Сеня поплелся вниз искать хозяина постоялого двора.

Хозяин (кстати, звали его Эвин Катберт) несколько подивился необычной для рыцаря, которым считал Рабиновича, просьбе. Но Сеня доходчиво объяснил недоумевающему владельцу гостиницы, что бритвенные принадлежности нужны «святому отцу». Эвин вмиг прозрел и притащил что-то непонятное, завернутое в чистую тряпицу. Развернув платочек, Рабинович обомлел: на тряпке лежали три куска пемзы различной степени отполированности.

– И что это такое? – ехидно поинтересовался Сеня.

Вот тут Катберт посмотрел на него, как на шестилетнего идиота. Однако, решив, что люди бывают разные, хозяин постоялого двора все же объяснил назначение «этого» и местный способ бритья. Разложив на столе куски пемзы в порядке уменьшения шершавости поверхности, Эвин начал объяснения.

– Вот этот бритвенный камень служит для первичной обработки растительности на лице. Он удаляет самые грубые волосы и укорачивает остальные, – Катберт, повертев в руках первый кусок, положил его обратно и взял следующий. – Этот вычищает все, что осталось после первого прохода… Ну а этот нужен для того, чтобы кожа на лице не лоснилась и была приятной на ощупь.

– А ничего другого у вас нет? – недоверчиво осмотрев бритвенный набор кирпичей, спросил Сеня.

– Господин знает другой способ удаления волос? – поинтересовался в ответ Катберт. После чего Рабиновичу осталось только развернуться и подняться наверх к ожидающему приговора Попову.

– Андрей, не беспокойся, работает нормально. Я проверял! – заявил Сеня, протягивая выпучившему от удивления Попову три шершавых камня. – Действует так же, как «Жиллетт-Мак-3», только по очереди. Иди бриться во двор к рукомойнику. А мне нужно еще себя в порядок привести.

Вытолкав переполненного сомнениями Попова за дверь, Сеня заперся изнутри на дубовый засов. Рабинович прекрасно понимал, что его гарантии действия бритвенного прибора были слишком сомнительными, поэтому и поспешил оградить себя от возможных эксцессов. Мало ли что в голову Андрюше придет после собственноручной экзекуции!

Было вполне естественным, что, услышав со двора дикий вопль Попова (который все же решил опробовать местный способ бритья), Рабинович не стал на него отзываться. И хотя снаружи не раздалось больше ни одного стенания, Сеня так и сидел молча в своей комнате, пока Попов не постучал ему в дверь. Кстати, возился во дворе Андрюша что-то подозрительно долго!

– Сеня, а ты был прав. Действительно, классная штука! – подойдя к двери, услышал Рабинович восхищенный голос Попова. – Конечно, насчет «Жиллетта» ты приврал, но бриться можно вполне нормально.

Рабинович, которому и самому до безобразия надоела недельная щетина на подбородке, решил все-таки выглянуть и узнать результат эксперимента. Попов стоял за дверью, сверкая в солнечных лучах идеально выбритой физиономией. Несколько порезов не считаются.

– А чего же ты орал, как резаный? – не веря своим глазам, поинтересовался Рабинович.

– Так я, дурак тупой, без мыла бриться начал. А потом нормально пошло! – Попов довольно усмехнулся и, сунув в руки Сене три куска намокшей пемзы, пошел к себе в комнату. – Кстати, Сеня, поторопи повара насчет завтрака.

Решив, что завтрак подождет, Рабинович пошел во двор, чтобы повторить на собственном опыте новаторство Попова. Последовав совету Андрюши, кинолог выпросил у служанки какую-то липкую смесь, заменявшую здесь мыло, и приступил к очищению физиономии от раздражающей щетины.

Осторожно проведя куском пемзы по щеке, Рабинович тихо заскулил от боли. Громко орать не позволяло чувство собственного достоинства. И хотя в процессе бритья шарканье камней о лицо не стало менее болезненным, Сеня мужественно вытерпел процесс до конца, не уставая поражаться тому, какой дубовой оказалась кожа у этого жирного борова Попова.

Когда наконец остатки щетины исчезли с лица Рабиновича, его физиономия покраснела, словно спелый помидор. Боль на щеках была такой обжигающей, что Сене показалось возможным поджаривать на них омлет. Проклиная и хозяина трактира, и Попова, и местные способы бритья, Сеня поплелся к себе, поочередно прикладывая к полыхающим щекам мокрую тряпку. За этим занятием и застал его Жомов, вернувшийся с реки.

– Делать тебе, что ли, нечего? – удивленно посмотрел на друга Иван. – Ладно, я понимаю, что в ментовке бриться заставляли. Так здесь на хрена тебе нужно себя так мучить?

Ничего не ответив Жомову на вполне справедливое замечание, Рабинович поднялся к себе в комнату, прихватив по дороге из кухни медный тазик с ключевой водой. Он так и просидел над своеобразным холодильником, окуная в него поочередно щеки, пока хозяин постоялого двора не позвал постояльцев к завтраку.

– Завидую я тебе, Андрюша! И как тебе удалось так классно побриться этим дерьмом? – страдальчески произнес Рабинович, когда все четверо, включая Кауту, собрались за столом. Мурзика можно было не считать. Поскольку расположился он ниже столешницы и многого не видел.

– А я им и не брился! – прищурившись, ответил Попов и, увидев недоумевающий взгляд Рабиновича, выложил на стол остро отточенный обломок косы. – Я вот эту хреновину у батрака попросил. А ей можно бриться не хуже, чем опасной бритвой.

– Убью, гад! – взревел Рабинович, не в силах стерпеть такое подлое надувательство. Однако убивать никого и не требовалось! Попов с Жомовым и так едва не померли от смеха, глядя на разъяренную Сенину физиономию.

Через некоторое время страсти вокруг шутки Попова улеглись. Сеня несколько успокоился, решив, что отыграется позже, и взял в руки обломок косы. Некоторое время он вертел острую железку в руках, а потом спросил: