Алексей Лютый - Рабин, он и в Африке Гут

Впрочем, идея провести остаток жизни в захолустном Мемфисе мне нравилась еще меньше, чем евреям расставание с ним. Дома все-таки и трава гуще, и небо чище, и вонь приятнее! Мне уже изрядно надоело таскаться по улицам под палящим африканским солнцем, высунув из пасти язык. Пора бы уже возвращаться домой. А для этого следовало растормошить Рабиновича, вывести его из состояния ступора и заставить, наконец, поработать тем серым веществом, количеством которого так гордятся люди. И я знал, как это сделать! Не скажу, что сам метод мне нравился, но иного выхода у меня не было. Поэтому я гавкнул пару раз и побежал к выходу из трактира. Остановившись в дверях, я гавкнул еще раз. Дескать, Сенечка, мальчик мой, пойди посмотри, какую вкуснятинку тебе мамочка приготовила!.. Рабинович не шелохнулся.

– Сеня, по-моему, твоя псина куда-то нас зовет, – толкнув моего хозяина локтем в бок, проговорил Жомов. Ванечка, в любое другое время я тебе за псину приличный кусок мяса из ноги выдрал бы, но сейчас приходится сказать спасибо.

– На прогулку просится, – буркнул Рабинович, не вынимая носа из кружки. – Потерпит. Я еще пиво не допил.

Щас, потерплю!.. Я гавкнул еще пару раз и принялся беспокойно вертеться на месте. Этот прием должен был выразить мое крайнее возбуждение, что он и сделал. Сеня удивленно посмотрел на меня и заволновался. Все-таки не так уж часто я настоятельно зову его с собой! Так и не допив пиво, Рабинович поднялся из-за стола и нахлобучил на голову фуражку.

– Похоже, Ваня, ты прав. Мурзика что-то беспокоит, – обеспокоенно проговорил он. – Пошли-ка посмотрим, в чем дело. А то я боюсь, как бы с нашими стариками что-нибудь не случилось.

Сеня взял поводок в руку, открыл дверь и выпустил меня на улицу. Я едва сдержался от радостного щенячьего визга – начало положено. Теперь оставалось сделать самое трудное. А именно, взять нужный мне след. Я принюхался и громко чихнул –над Мемфисом стоял непередаваемый алкогольный смрад. Пока мы сидели в трактире, Нил своими винными парами и перепившиеся египтяне перегаром настолько загадили городскую атмосферу, что иных запахов различить было почти невозможно. На секунду я замер. Все-таки мне нужно было найти человека, не имея о нем никаких сведений, кроме персонального набора ароматов. А алкогольные пары над городом этому здорово мешали. Я был уверен, что нужная мне человеческая особь обитает где-нибудь поблизости, и, сидя в кабаке, рассчитывал уловить нужный запах без труда. Но теперь приходилось менять свои планы и начинать поиски с того места, где я видел нужный мне объект последний раз, – с кирпичного завода.

Рабинович, не обратив на мое замешательство внимания, решительно направился в сторону фараоновой резиденции, но я не позволил ему осуществить задуманное. Натянув поводок, я потащил хозяина в нужном мне направлении. Тот удивился, но сопротивляться не стал. И правильно! Мне лучше знать, что тебе сейчас, хозяин, нужно.

Мы помчались через Мемфис, удивленно глядя по сторонам. Город преобразился. Чистый и симпатичный, он теперь превратился кто знает во что. Несмотря на рабочий день, по улицам бродили пьяные в стельку египтяне. Они горланили песни, дрались, мирились и вновь затевали ссоры. Повсюду валялись пустые кувшины, бурдюки и остатки закуски. Более того, на некогда сверкающих мостовых уже повсюду смердили следы алкогольного отравления, исторгнутые желудками непривычных к такому количеству выпивки аборигенов.

Ваня Жомов пару раз, видимо по привычке, порывался навести на улицах порядок, разогнав пьяных по домам, но я упорно тянул ментов за собой, и у омоновца на эту блажь просто не оставалось времени. Пришлось Ване терпеть, стиснув зубы, и мечтать о том, как он оторвется, когда наконец будет установлена причина моего беспокойства.

От трактира до кирпичного завода мы добрались за десять минут. Как я и ожидал, на производстве кирпича не работал ни один человек. Единственными, кого мы там встретили, были охранники на воротах, видимо, побоявшиеся гнева фараона и не оставившие свой пост. Правда, какой-то доброхот и им дармового вина притащил. Поэтому к моменту нашего появления на заводе стражники уже не охраняли ворота, а просто держались за них, чтобы не упасть. Я проскочил мимо, даже не удостоив сторожей взглядом, и принюхался. Вином здесь пахло намного меньше, чем в городе, и мне, пусть и с большим трудом, удалось распознать следы человека, нужного для приведения Рабиновича в норму. Радостно гавкнув, я помчался в обратную сторону, не поднимая нос от земли.

Мои менты удивленно переглянулись и потопали следом. Я прямо-таки каждой своей шерстинкой чувствовал, что Попов собирается сказать какую-то гадость, и готов был облаять его в ответ, но Андрюша сдержался. Мой Сеня просто из-за ослиного упрямства бежал следом, не желая показать друзьям, что собственный пес (то бишь я) оставил его в дураках. Ну а Нахор с Жомовым и вовсе никакого удивления моим поведением не выражали. Первому было безразлично, куда идти, лишь бы быть рядом со своим сенсеем, а второй так страстно желал выплеснуть на кого-нибудь свой праведный гнев, что помчался бы с нами и в Грецию, поведи я друзей туда.

Так мы и передвигались долгое время по едва уловимому следу до тех пор, пока запах нужного мне человека вдруг не ударил мне в нос мощной волной. Объект моих поисков был совсем рядом! Я свернул с центральной улицы в какой-то переулок и замер – на нас неслась толпа.

Собственно говоря, толпой эта кучка людей показалась лишь поначалу и то, видимо, только из-за узости прохода между домами, который она заполняла. На самом деле нам навстречу двигались только шесть человек. Возглавлял процессию пьяный толстый египтянин, восседавший верхом на двухколесной тележке. Это средство передвижения толкали двое аборигенов, рядом бежал еще один. Замыкала шествие какая-то дородная, истошно визжавшая дама. Ну а сбоку от тележки в белой тунике с красным крестом во всю высокую грудь мчалась та, которую я и искал, – черноволосая девица, на кирпичном заводе одарившая меня массой бутербродов и вследствие этого запавшая в душу моего хозяина. Сами понимаете, что повадки Рабиновича я изучил давно и знал, что практически из любой апатии вытащить его сможет только интересная женщина. Другой такой, как эта брюнетка, в Мемфисе не водилось.

Так вот, мы застыли, удивленно глядя на приближающуюся к нам процессию, а они пока не обратили на нас внимания. Пьяный толстяк, восседавший на тележке, вдруг начал клониться набок, рискуя свалиться вниз. Абориген, бежавший рядом (кстати, тоже в белой тунике с красным крестом!), схватил его за руку и завопил:

– Сестра, мы его теряем! Быстро сделайте ему инъекцию легкой эротики. Пять сантиметров. Не больше!