Терри Пратчетт - Цвет волшебства [сборник]

Перед ним и в самом деле стояла кровать, причём самая большая из всех когда-либо им виденных. На кровати, запеленутый в парчу и почти утонувший в подушках, лежал старик. Ринсвинд ни разу не встречал человека, который выглядел бы настолько больным. Бледное лицо старца отдавало зеленью, вены на его руках выпирали, будто гигантские, длинные червяки.

Император удовлетворял всем требованиям, предъявляемым обычно к трупу, — кроме, пожалуй, одного, самого главного.

— Итак… это и есть тот самый Великий Волшебник, о ко… тором мы так много чи… тали?

Каждый раз, когда раздавалось громкое бульканье, которым то и дело прерывались его фразы, придворные дружно задерживали дыхание, видимо надеясь, что этот «бульк» будет последним.

— Я… — начал Ринсвинд.

— Молчать! — проревел камергер.

Ринсвинд пожал плечами.

Он не знал, чего можно ожидать от встречи с императором, но почему-то тот рисовался Ринсвинду огромным жирным боровом с перстнями на каждом пальце. Разговор же с этим человеком был сродни некромантии.

— Ну что ж, продемонстрируй нам… своё волшебство, Великий Волшебник.

Ринсвинд посмотрел на камергера.

— Я…

— Молчать!

Император неопределенно махнул рукой, с усилием побулькал и опять вопрошающе посмотрел на Ринсвинда. Ринсвинд решил рискнуть.

— Пожалуй, я могу кое-что исполнить, — сказал он. — Фокус с исчезновением.

— Ну?…

— Только прикажите открыть все двери и повернуться всем спиной.

Выражение лица императора не изменилось. Двор замолк. Затем послышался звук — как будто душили десятка два кроликов.

Император засмеялся. Как только с этим определилось, все остальные придворные тоже засмеялись. Нельзя смеяться раньше человека которому казнить вас — всё равно что сходить в уборную.

— Как же нам пос… тупить с тобой? — отсмеявшись, наконец спросил император. — Кстати, где ве… ликий визирь?

Толпа расступилась.

Ринсвинд рискнул бросить в сторону косой взгляд. Стоит попасть в руки великому визирю — и ты покойник. Каждый великий визирь — это патологический интриган с манией величия. Наверное, это входит в их функциональные обязанности. «Итак, насколько я понял, вы абсолютный безумец, предатель и интриган? Прекрасно, вы приняты. Вы будете моим ближайшим и пользующимся наибольшим доверием министром».

— А, лорд… Хон, — прохрипел император.

— Э-э… прошу помилования, — подал голос Ринсвинд.

— Молчать! — завопил камергер.

— Посоветуй, лорд… Хон, — произнёс старик-император. — Как мне наказать… чужеземца, вторгнувшегося… в Запретный Город?

— Лишите его всех конечностей, отрежьте уши, выколите глаза и отпустите на все четыре стороны, — мгновенно ответил лорд Хон.

Ринсвинд поднял руку.

— А если это моё первое правонарушение? — поинтересовался он.

— Молчать!

— Вот и отлично. Шанса совершить второе у тебя уже не будет, — ответил лорд Хон. — Кто он такой?

— А мне он нравится, — сказал император. — Пожалуй, я… оставлю его здесь. Он сме… шит меня.

Ринсвинд опять открыл рот.

— Молчать! — завопил камергер несколько не к месту, учитывая изменившиеся обстоятельства.

— Э-э… а нельзя ли сделать так, чтобы он перестал затыкать мне рот всякий раз, когда я пытаюсь сказать хоть что-то в своё оправдание? — спросил Ринсвинд.

— Разумеется… Великий Волшебник. — Император кивнул стражникам. — Уведите камергера и… отрежьте ему… губы.

— О наивысочайший, я…

— И уши… тоже.

Несчастного уволокли. Лакированные двери захлопнулись. Придворные зааплодировали.

— Не хочешь ли… посмотреть… как он… будет их есть? — Император улыбался счастливой улыбкой. — Это необы… чайно забавно.

— Ха-ха, — откликнулся Ринсвинд.

— Очень мудрое решение, мой повелитель, — кивнул лорд Хон.

А затем, повернувшись к Ринсвинду, украдкой подмигнул ему — к огромному удивлению и некоторому ужасу волшебника.

— О наивысочайший, — пухлый придворный упал на колени и пару раз, словно мячик, слегка отскочил от пола, после чего нервно подполз к императору, — но, может, это не вполне разумно проявлять такое милосердие к какому-то чужеземному дья…

Император опустил глаза. Ринсвинд готов был поклясться, что при этом с век его посыпалась пыль.

В толпе возникло легкое шевеление. Вроде бы все остались на прежних местах, во всяком случае никаких движений, связанных, например, с активизацией ног, Ринсвинд не зафиксировал. Тем не менее, вокруг коленопреклонённого придворного очень быстро образовалось пустое пространство.

А потом император улыбнулся.

— Я оценил… твою заботу, — произнёс он. Придворный рискнул выдавить облегчённую улыбочку. — Но не твою самонадеянность, — добавил император. — Убейте его медленно… в течение нескольких… дней.

— А-аргх!

— И… не жалейте… кипящего масла!

— Отличная идея, мой повелитель, — кивнул лорд Хон.

Император вновь повернулся к Ринсвинду.

— Не сомневаюсь… Великий Волшебник питает ко мне… исключительно дружественные чувства, — пробулькал он.

— Ха-ха, — не стал спорить Ринсвинд.

Ринсвинд и раньше попадал в похожие переплёты, боги не дадут соврать. Но обычно угрожал ему кто-нибудь вроде лорда Хона, а никак не полутруп с настолько поехавшей крышей, что состояние здравого рассудка не привидится ему даже в самом бредовом сне.

— Мы так… повеселимся, — проговорил император. — Я много… о тебе читал.

— Ха-ха, — поддержал беседу Ринсвинд.

Император махнул рукой придворным.

— А теперь я… удаляюсь на отдых, — сказал он.

Ответом на что стала шумная общая зевота. Видимо, когда император удалялся на покой, всем остальным полагалось следовать его примеру.

— Император, — послышался утомлённый голос лорда Хона, — а как прикажете поступить с этим вашим Великим Волшебником?

Старик смерил Ринсвинда взглядом, которым обычно смотрят на игрушку, у которой сели батарейки.

— Бросьте его в специальную… темницу, — распорядился он. — Пусть… там пока посидит.

— Слушаюсь, император, — ответил лорд Хон и кивнул стражникам.

Ринсвинда поволокли прочь из залы, однако он всё же успел бросить взгляд через плечо. Император уже лежал на своей постели, с виду совершенно безразличный к окружающему миру.

— Он что, совсем чокнутый? — спросил Ринсвинд.

— Молчать!

Ринсвинд посмотрел на стражника, который это сказал.

— С твоим языком здесь можно угодить в серьёзную переделку, — пробормотал он.

Лорда Хона всегда удручало общее состояние человеческого рода. Человек — крайне ущербное существо. Ему недостает концентрации. Взять, к примеру, Красную Армию. Будь мятежником лорд Хон, императора убили бы ещё много месяцев назад и вся страна уже пылала бы, охваченная пламенем гражданской войны (разумеется, кроме тех её частей, которые, как ни старайся, ни за что не подожжешь, настолько они отсырели). А эти революционеры? Столько сил уже потрачено, а они по-прежнему считают, что истинный революционер — это тот, кто расклеивает на улицах листовки с лозунгами типа: «Причиним Некоторое Неудобство Угнетателям, Не Нарушая Общественного Спокойствия!»