Дмитрий Емец - Таня Гроттер и трон Древнира

Она уже прикинула, что пирог можно будет взять с собой. К тому же красавцы, даже и спящие, тоже на дорогах не валяются. Интересно будет на него посмотреть. Если же красавец внезапно проснется и будет надоедать, его всегда можно будет спихнуть Верке Попугаевой или Гробыне.

Тарарах просиял.

– Я знал, что ты согласишься! Ты не пожалеешь! – выпалил он. – Тогда через десять минут у меня в берлоге! Постучишь вот так: раз-два-три, раз-два…Только запомни – чтоб ни гугу!

Таня вернулась к столу. Баб-Ягун и Ванька с любопытством покосились на нее, но ничего не спросили.

– Мне нужно отлучиться… Я не могу ничего рассказать, потому что… Ну, короче, за завтраком увидимся! – сбивчиво проговорила она.

– Угу, – Ванька равнодушно отвернулся. Таня, отлично его знавшая, поняла, что он не на шутку разобижен.

Она виновато развела руками, завернула в салфетку большой кусок пирога и выскользнула из Зала Двух Стихий. Поднявшись по лестнице атлантов, она свернула в первый же темный коридор. Это был не самый короткий путь к берлоге Тарараха, однако девочка надеялась, что здесь она точно никого не встретит. Факелы неприветливо шипели и сыпали искрами. Где-то в закоулках дребезжала расшатанными спицами Инвалидная Коляска. Таня, не останавливаясь, запустила в нее дрыгусом .

Она была уже на полпути к берлоге Тарараха, когда внезапно из ниши, преградив ей дорогу, выплыл темный силуэт. Таня завизжала. От ее визга погасло два факела. Где-то наверху треснуло стекло.

Уж что-что, а визжать малютка Гроттер умела и делала это мастерски. Уроки ей давала сама Пипа. Здесь же, в Тибидохсе, она совершенствовала мастерство у Кати Лотковой и Верки Попугаевой – двух знаменитых паникерш. Фигура отшатнулась и, зажав руками уши, издала птичий крик. Одновременно ее лицо попало в лунный луч, голубоватой струйкой вливавшийся сквозь витраж. Таня узнала Поклеп Поклепыча.

Бесцветные глазки завуча замораживали девочку с головы и до самых пят. Тане почудилось, что у нее в желудке начинает образовываться ледяной ком. По телу забегали колючие искры.

– Гроттер, закрой немедленно рот! Ты меня оглушила! Что ты тут делаешь? – прошипел завуч.

– Гуляю!

Поклеп недоверчиво осклабился.

– Здесь? А что, нет более подходящих мест для прогулок?

– Есть, – машинально ответила Таня.

– Тогда что ты тут делаешь? – прищурился завуч.

– Э-э… Везде полно народу. А тут мне никто не мешает сосредоточиться. Я обдумываю сочинение на тему «Использование протухших медуз в магических целях»! Можете спросить у профессора Клоппа. Это он нам его задал! – поспешно нашаривая первое попавшееся объяснение, сказала Таня.

– Хорошо, я обязательно поинтересуюсь у Клоппа, разрешает ли он шататься по коридорам, – с угрозой пообещал Поклеп.

Его глазки липкими червячками проползли по Таниным рукам и остановились на салфетке.

– Тэк-с. Сверток. Что в свертке?

– Пирог, – растерялась Таня.

– В самом деле? А ну дай его сюда! – потребовал завуч.

Дальше Поклеп Поклепыч повел себя непредсказуемо. Он бросил сверток на пол, коршуном навис над ним и стал крошить пирог, не обращая внимания на крем и варенье, вымазавшие ему пальцы. При этом он ухитрялся держать наготове магическое кольцо, чтобы в случае необходимости метнуть боевую искру. Наконец пирог был уничтожен и даже растоптан ногами. На полу осталось лишь безобразное месиво, на которое стали слетаться осы. Одна из них даже ужалила завуча в палец. Почему-то это успокоило Поклепа.

– Осы не могут ошибиться. Это и правда был пирог… – негромко сказал он сам себе. – Ладно, Гроттер, иди! Только не думай, что я тебе поверил! Тебе еще предстоит давать объяснения, и очень скоро!

Он еще раз пробуравил Таню взглядом и вновь удалился в нишу.

Таня успела заметить там раскладной стульчик, сотворенный с помощью простейшей магии. «Ага, Поклеп сидит в засаде! Кого, интересно, он подстерегает? И пирог мой чем-то ему не угодил!» – подумала она.

Вскоре, ухитрившись больше ни на кого не натолкнуться, Таня стояла у дверей комнаты Тарараха, пытаясь вспомнить условный стук. Но не успела она постучать, как дверь распахнулась сама, и питекантроп за рукав буквально втащил ее внутрь. Похоже, пребывающий в нетерпении Тарарах дежурил у двери, подглядывая в щелку. Он высунул голову в коридор и, поглядев по сторонам, запер дверь.

Таня с любопытством осмотрелась. Тарарах недаром называл свою комнату берлогой. Назвать ее как-то иначе было сложно. Стены покрывала копоть, за исключением тех мест, где питекантроп камнем нацарапал силуэты оленей и зубров.

В углу, сваленная в кучу, громоздилась неплохая коллекция копий, узловатых палиц и каменных топоров. Топоров было особенно много. Тарарах вытесывал их долгими зимними вечерами, вспоминая о пещерных временах. Посреди берлоги из камней был выложен очаг, рядом с которым охапкой лежали листья и сухая трава. На них Тарарах спал, утверждая, что так гораздо удобнее.

«Еще бы! – с гордостью говорил он. – Постель надо заправлять, белье стирать, а так раз в год бросил солому в огонь, листики туда же смел и нагреб новых!»

– Тебя никто не видел? – озабоченно спросил Тарарах.

– Видел. Я наткнулась на Поклепа. Он кого-то подкарауливал, – призналась Таня.

Питекантроп уронил полено, которое собирался подбросить в костер.

– Где это было? Далеко отсюда? – как бы вскользь поинтересовался он.

– Не-а, не очень. Знаешь, между лестницей атлантов и Башней Привидений есть кривой коридорчик, где факелы все время гаснут.

– А, понятно! – сказал Тарарах.

Тане почудилось, что он опасался услышать что-то другое и теперь испытал облегчение.

– А еще он раскрошил и растоптал мой пирог. Ты не знаешь зачем? У него извилины морским узлом завязались, что ли? – поинтересовалась она.

Таня думала, что Тарарах удивится или хотя бы возмутится поступку завуча, но этого почему-то не произошло. Питекантроп выслушал известие о пироге без особого интереса. Он лишь пробормотал:

– Пирог… Эхма как! Чего-то Поклепа завезло. Это никак не может быть пирогом, хотя кто его знает, чем оно окажется…

– Ты о чем? Какое еще это ? – быстро спросила Таня.

– Не могу тебе сказать. Честно говоря, сам мало что знаю. Так, есть кое-какие догадки… – уклончиво ответил Тарарах.

Питекантроп подошел к занавеске, разделявшей его берлогу на две половины. Он уже взялся за нее, чтобы открыть, но вдруг отнял руку и повернулся к Тане.

– Я так не могу. Это не шутки! Ты должна дать страшную клятву, что будешь молчать как могила! Понимаешь?

– Ты имеешь в виду смертельную клятву? – с дрожью в голосе спросила Таня.

Тарарах сурово кивнул. Таня ощутила сухость во рту. Ей, как и всем в Тибидохсе, было хорошо известно, что представляет собой смертельная клятва. Маг, произнесший смертельную клятву по своей ли воле или под принуждением, уже не может нарушить ее ни при каких условиях. Даже случайное нарушение клятвы – например, если, не удержавшись, поведать тайну самому близкому другу – влечет за собой мучительную и страшную смерть.