Дмитрий Емец - Вселенский неудачник

– А я пяткой и шпыняю, дядя Антип! Ишь ты, наглый какой: сам во всем признался! – это было последнее, что я услышал, прежде чем лишился чувств.

Когда я пришел в себя, над деревней уже сгустились сумерки. Все тело болело так, как если бы меня пропустили через камнедробилку. Языком я пересчитал зубы – осталось на удивление много. Затем попытался привстать, но лишь застонал. Связанный по рукам и ногам толстой грязной веревкой, я лежал в деревянной клетке посреди площади. Неподалеку пылал костер, возле которого прохаживались несколько крестьян. Судя по всему, настроены они были воинственно. Один держал в руке цеп, другие вооружились топорами и косами.

Мой стон привлек их внимание.

– Ишь, очухался, техноман! Живучий, сволота! – удивился один из сторожей, подходя к моей клетке. Я разглядел его: это был мужчина лет пятидесяти с толстым бабьим лицом.

– Что, техноман, болят ребры-то? – сочувственно спросил он.

Я кивнул. Во рту у меня так пересохло, что даже язык распух.

– Небось пить хочешь?

Я снова кивнул. Крестьянин отошел к костру и вернулся с большой бутылью. Заметив, что у меня связаны руки, он разрезал веревку ножом и просунул бутыль сквозь прутья. Я стал жадно пить. Вода была чуть солоноватой на вкус, но прохладной.

– Ну что, скажешь, где твоя шайка? – спросил сторож, протягивая руку за бутылью.

– Нет у меня никакой шайки. Я с Земли! – устало сказал я.

– Оно и верно. Какой тебе резон говорить? Все одно утром повесят... – добродушно сказал сторож.

– За что? – завопил я, подскакивая и ударяясь головой о крышу своей клетки.

– Так решил мир. Всех пойманных техноманов испокон веку вешают. Будто ты этого раньше не знал? Вы наших убиваете, а мы ваших.

– Да не знал я ничего! Даже не слышал никогда о техноманах! – крикнул я, ощущая, как тонко и жалко прозвучал мой голос.

– Полно врать-то! – зевнул крестьянин, равнодушно поворачиваясь ко мне спиной.

– Постойте! Позовите старосту! Я все ему объясню.

– Да не станет он тебя слушать. Тут и дураку все ясно. Одежи на тебе не было?

– Не было.

– В том, что использовал механизмы, сознался?

– Сознался.

– Ну вот видишь, кто же ты, как не техноман? – заявил мой собеседник, довольный тем, как ловко припер меня в угол.

С другой стороны площади из темноты послышались равномерные удары топора.

– Что это? – невольно спросил я.

– Виселицу тебе сколачивают. Да ты не слушай, парень, спи.

– Не стану я спать! Если уж меня повесят, объясните во всяком случае, кто такие техноманы! Имею я право знать? – завопил я.

Мой страж долго отнекивался, чесал в затылке, повторяя: «Что я, дурень – техноману про техноманов рассказывать? Ты мне лучше сам про них расскажи», – но в конце концов разговорился, и вот что я узнал.

Сто семьдесят лет назад на Ханжонии случилась атомная война. Кто с кем чего не поделил и кто напал первым, темный крестьянин не знал, но в результате девяносто восемь процентов всего населения было уничтожено, а значительная часть территории загрязнена. Выжившие постепенно разделились на две группы: первая называла себя «естественниками», провозглашала полный отказ от технического прогресса и уничтожение всех существующих механизмов, обвиняя их во всех своих несчастьях; другая – эти самые техноманы – считала, что технику можно оставить, проблема не в ней, а в самом человеке.

От Земли никакой помощи не поступало: там придерживались мнения, что взбесившийся мир, забросавший себя атомными бомбами, должен сам решить свои проблемы. Более того, пассажирская и торговая навигация на Ханжонию была запрещена, и эта земная колония оказалась предоставлена сама себе, а потом о ней вообще забыли – кажется, она попросту затерялась в памяти правительственных компьютеров.

Прошло лет сто, и потомки уцелевших ханжонийцев, вынужденные вести натуральное хозяйство и тем самым отброшенные в средневековье, окончательно утратили память о прошлом своей планеты. Внуки и правнуки естественников знали только, что техники надо бояться как огня и обязательно казнить того, у кого найдут хотя бы наручные часы.

Потомки же техноманов, напротив, относились к технике как к божеству. Они поклонялись будильникам, ржавым тракторам, сенокосилкам, флаерсам и приносили им жертвы. Самое забавное, что пользоваться большинством механизмов техноманы постепенно разучились и вели себя подобно анекдотическому чукче, который, колотясь лбом в пол перед телефоном, повторял: «Телефона, телефона, позвони, чукча кушать хочет!» Новых механизмов техноманы строить не умели, зато ходили обвешанные железками, шестеренками, компьютерными кабелями и другим техническим хламом, давно пришедшим в негодность.

Вдобавок вследствие твердого убеждения, что за них все должны делать механизмы, техноманы оказались неспособными к физическому труду. Если естественники не сидели сложа руки, а ковырялись в земле, выращивая пшеницу, то техноманы ровным счетом ничем не занимались, сбивались в шайки и грабили поселки естественников, отбирая у них урожаи и угоняя скот. Разумеется, крестьяне ненавидели техноманов и расправлялись с ними, когда представлялась возможность.

Отличить техномана от естественника было довольно просто – техноманы ходили голыми, потому что не умели соорудить себе даже самой примитивной одежды, а та, которую они иногда отбирали у естественников, быстро превращалась в лохмотья, так как за ней должным образом не следили. Впрочем, климат планеты позволял обходиться без одежды.

Всю эту картину я восстановил по сбивчивому рассказу крестьянина, а кое-что, уже много лет спустя, вычитал в энциклопедии. Стало ясно, каким идиотом я был, когда, появившись голым в деревне, стал рассказывать про свою ракету.

Поразмыслив, я пришел к выводу, что надежды на помилование нет: улики против меня, с точки зрения крестьян, были неопровержимыми. Стук топора не прекращался ни на минуту. На фоне Млечного Пути начинал уже вырисовываться мрачный силуэт виселицы.

И я решил бежать, причем немедленно, пока не рассвело. К счастью, охранявшие меня крестьяне не имели никакого представления о караульной службе. Вскоре трое стражей разбрелись спать по домам, а оставшийся улегся у костра, положил топор рядом с собой и захрапел.

Ощупав толстые деревянные палки, служившие прутьями клетки, я обнаружил, что они скреплены между собой кожаными ремнями. Кое-как с помощью ногтей и зубов мне удалось отвязать одну из палок и, ободрав бока, протиснуться между прутьями. Хотя я старался сделать все тихо, какой-то звук разбудил моего стража. Парень проснулся и заорал.

Не долго думая я огрел его по голове прутом от клетки и, прихрамывая, побежал к лесу. Кромешная тьма помогла мне скрыться. Затаившись в зарослях, я видел, как в деревне мелькают огни факелов. Можно было углубиться в лес, но я не решался, зная, что ночью непременно собьюсь с пути. В темноте я не мог сориентироваться, в какой стороне оставил ракету, а чтобы вспомнить, необходимо было дождаться рассвета.