Дмитрий Емец - Вселенский неудачник [litres]

15 января. За ночь насморк катастрофически усилился, к нему добавилось еще чихание. Уже обчихал весь журнал (вот и пятна на странице!) и стены в номере. Из носа течет, как из водосточной трубы, платка хватает не больше чем на пять минут. Насморк так досаждает, что я решился обратиться к врачу, что обычно избегаю делать, предпочитая лечиться водкой с перцем, луком и чесноком.

Больницу нашел почти сразу: это низкое приземистое здание, правое крыло которого — морг, а левое — операционная, из которой доносятся ужасные вопли, так как наркоз здесь, судя по всему, не практикуется.

Поднялся на второй этаж и, постучав в дверь кабинета, на котором висела табличка «Доктор В. А. Астров, терапевт» , вошел. Приемные часы уже заканчивались, я был единственным пациентом.

Доктор Астров оказался здоровенным, упитанным мужчиной, покрытым грязью с головы до ног. Немытым телом и потом от него разило так, что можно было задохнуться. Когда я вошел, доктор, не смущаясь окружающей обстановкой, уминал бутерброд с жареной колбасой. Увидев меня, он спрятал бутерброд в карман халата, и без того покрытого жирными пятнами.

«Ничего себе санитария! А еще медицинское учреждение!» — с омерзением подумал я, озирая позеленевшие колбы в шкафу, паутину на потолке и пол, к которому прилипали подошвы.

Наконец доктор сделал вид, что меня заметил.

— Что у вас? — спросил он.

— Насморк!

Я оглушительно высморкался в платок. Доктор вскочил и потряс мне руку.

— Замечательно! Обратившись к нам, вы проявили похвальную сознательность. Не сомневайтесь, ваши выделения мы соберем в специальную баночку и сопроводим их в биологический банк, где для них будут созданы все условия. Вам же мы закапаем препарат, раздражающий слизистую, с тем, чтобы ваш насморк не прекращался и дальше.

Мне было не до шуток. Поэтому я очень сухо сказал, что мой насморк мне досаждает и я хочу поскорее от него избавиться.

Доктор, мигом перестав улыбаться, пристально уставился на меня:

— Как? Разве вы пришли не для того, чтобы… э-э… закрепить свое теперешнее состояние?

— Издеваетесь? Я пришел как раз за тем, чтобы вы помогли мне прикончить сопли! — едва не завопил я.

От ужаса эскулап уронил со стола банку с карандашами.

— Давайте сделаем вид, что вы ничего не говорили. Я не преступник и не пойду на очевидное нарушение клятвы Гиппократа, — испуганно сказал он.

Едва сдержавшись, чтобы не вспылить, я повернулся и пошел к двери. Доктор догнал меня:

— Обождите! Можно задать вопрос?

— Нельзя!

— Вы ведь не местный, не с Гуманады?

— Нет.

Доктор удовлетворенно кивнул:

— Так я и подумал. Вы мне с самого начала показались странным. И об истории нашей цивилизации вы, разумеется, ничего не знаете?

— Абсолютно.

Неожиданно доктор выглянул в коридор, потом плотно закрыл дверь и запер ее на ключ.

— Не возражаете? Не хочу, чтобы нас потревожили.

Я пожал плечами. Доктор снова прошел за свой стол и сел.

— Моя фамилия Астров, как у чеховского героя, — сказал он.

— Знаю, — кивнул я.

— И как он, я идеалист. Верю, что история человечества не прервется, что оно не уничтожит само себя и будет плодотворно и созидательно существовать во Вселенной. Что люди перестанут быть бичом галактик, вырубать леса, стрелять в животных, выращивать скот на убой, высверливать планеты, грабить ископаемые, что они научатся жить по иным принципам, более гуманным и справедливым по отношению ко всему окружающему. Я понимаю, что говорю лозунгами, но это мое искреннее убеждение.

— А какая связь между насморком, который вы не желаете лечить, и вашими принципами? — спросил я.

— Связь самая прямая. Ведь я не просто так спросил, знаете ли вы историю нашей планеты. Хотите послушать?

Я взглянул на часы и присел на клеенчатую кушетку. Доктор Астров, чумазый, потный, ходил мимо меня по кабинету и, оживленно жестикулируя, говорил:

— Когда мы сто двадцать лет назад заселили Гуманаду, здесь бог знает что стало твориться. Хищения, коррупция, произвол. Хапали все, что плохо лежало. За несколько лет продали весь газ, все леса, всю нефть, даже плодородный слой почвы — и тот срыли и толкнули на сторону. Украли даже целое море — превратили в химический порошок, погрузили на ракеты и увезли куда-то. Стали смотреть по бумагам, а там сплошные приписки и ничего не понятно: люди помнят, что море было, а по реестру выходит, что не было.

Я вспомнил, как неважно планета выглядела с орбиты, и поверил своему собеседнику.

— Да, зрелище удручающее. Конечно, дальше вы расскажете, как крупные монополисты, отвечающие за газ, нефть и руды, грызлись с правительством, которое, в свою очередь, думало лишь о том, чтобы набить свои карманы? — спросил я.

— Все-таки читали нашу историю? — с подозрением спросил доктор.

— Нет, просто везде одно и то же.

Астров задумчиво кивнул:

— Действительно, корпорации грызлись друг с другом и с правительством. Законы перемалывали в своей мясорубке невиновных или мелких воришек, зато были снисходительны к настоящим преступникам. Насилие сделалось нормой жизни, и на него смотрели как на нечто обыденное. Киллера найти стало проще простого: стоило послать анонимное сообщение по электронной почте — и об остальном можно было не беспокоиться. Оплата чисто символическая, а многие киллеры работали и даром — из любви к искусству. Более того, появилась даже киллерская специализация: одни работали по мафиози, другие — по зажившимся на свете старикам, третьи — по домохозяйкам, четвертые — по людям богемы и искусства, пятые — по членам правительства, шестые — по главам монопольных корпораций, и так далее. У каждой группировки, разумеется, были свои тарифы и свой электронный адрес. Кроме киллеров, для которых убийство стало профессией, вскоре появились и дилетанты-любители. Для них даже придумали слово «уничтоженцы». Вы о них слышали?

— Нет.

— Ничего особенного. Самые обычные обыватели, у которых крыша поехала на почве насилия и общего произвола. В один прекрасный день человек брал бластер, выходил на улицу и открывал беспорядочную пальбу по прохожим. Прежде чем его обезвреживали, успевал убить десять, двадцать, тридцать человек…

Вскоре волна насилия превратилась в эпидемию: из бластеров палили практически все — даже подростки и женщины; первые — насмотревшись гипнофильмов, вторые — из мнительности, когда им мерещилось, что случайный человек, вошедший вместе с ними в лифт, решил на них напасть. Хотя после шести вечера из дома никто уже не выходил, все равно морги были переполнены, а средняя продолжительность жизни сократилась до тридцати пяти лет. Наконец правительство запретило бластеры, но это мало что изменило. Люди быстро обнаружили, что самым обычным кирпичом можно вышибить мозги ничуть не хуже. Вы согласны, что можно?