Владимир Михальчук - Алексей Поркин, гроза Империи (краткий справочник по 101-му штампу в фантастике)

В тот достопримечательный день, моя персона как всегда находилась за любимым столиком напротив входа в бар «У Шота». Обстановка привычно не удивляла — грязные столы, покосившаяся стойка-прилавок, пара-тройка почти невидимых в сигаретном дыму окон, заклеенных серой бумагой, да портрет толстого борова на стене. Изображенный наместник нашей планеты обворожительно улыбался четырехзубым ртом, словно декламируя сочную оранжевую надпись на безбрежном пузе в синем форменном пальто — «А ты записался в юдисты?» вопрошал плакат. Я поднял руку со стаканом и, проведя взглядом по интерьеру кабака, дружественно поприветствовал правителя, мол, твое здоровье. Обжигающая жидкость хлынула в мою пересохшую глотку, будоража организм, желудок весело заурчал в предвкушении поживы.

Несколько унылых посетителей, совсем немного, снуют туда-сюда от стойки и обратно к протертым до почти прозрачных дыр сидениям своих стульев. Вон Старый Дырк, гроза ближнего космоса, между прочим, сообщает что-то интересное одинокой пальме в кадке — совсем допился бедолага… А там мой друг Шота отвешивает очередную звонкую затрещину какому-то забулдыге, который пришел поинтересоваться на тему отпуска алкоголя в кредит. На двух столиках по соседству прямо рожами в солянке лежат торговцы наркотой, в унисон побулькивая из своих посудин.

Все здесь присутствующие — постоянные клиенты, так что интереснее таращиться в окно на пролетающие антигравы, чем на надоевшие морды здешних жрецов спиртного и пороков. К сожалению я также принадлежу к этому сословию планетарной элиты…

Единственным человеком, которого я мог выносить, а иногда и выносил, в прямом смысле из пивной, был сам Шота — мой самый старый друг из еще живущих на этой тусклой задрипанной планетке. Впрочем, Шота сегодня не мог смотреть на меня, так как я, Алексей Поркин, сын адмирала Остапа Поркина и неизвестной матери (читать дальше — святой и невинной неизвестной женщины), задолжал ему около восьмисот стандартных галаксиев за вчерашнюю потасовку в сем паршивеньком заведении.

Кто-то спросит, а почему я? Если бы смог вспомнить — ответил бы. Но, к превеликому сожалению, помню только стул, направляемый моей бравой рукой и ломающийся о чью-то головенку. После этого меня приложили подобным предметом, и мир исчез, растворившись в болезненных звездах. Мучительно хотелось потереть огромный синяк под глазом, но профессиональная гордость запрещала делать это. Смотрят же!

Вообще-то, я здешний внештатный вышибала, да еще и боевой друг-товарищ хозяина, так что отвечать должен только за то, что поставил какому-то не слишком расторопному клиенту на одну — две оплеухи побольше.

Но вчера… О, что это был за день! Плохой, в смысле… Дряннее и чернее дня не придумаешь.

После второй бутылки самогона я внимательно рассматривал немного раздваивающуюся картинку помещения. И она мне кардинально не нравилась…

А как бы вы отнеслись к такой театральной постановке? Четверо огромных солдафонусов распахивают дверь, и вволакивают за собой прелестнейшую девушку. Вся честная клиентура, кто не дрыхнет на скамеечках под стенками, заворожено охает, отмечая невидалую в наших сирых местечках женственную красоту. Ну просто донельзя женственную!

Она, то есть девушка, приглянулась мне сразу же. И дело даже не в том, что из рваного платья мельком проглядывала обнаженная, чудесного вида загорелая грудь. Нет! Что-то смутно знакомое и приятное дернулось в груди, не сердце ли часом? Руки предательски задрожали, на сей раз не с похмелья, а от пробуждающихся чувств.

Когда солдатусы сели за стол и рывком посадили девушку рядом, я встретился с нею взглядом и прочел в глубоких голубых глазах ужас и мольбу. Интересно, подумал я, какого черта надобно юдистским увальням заковывать в плазмо-наручники и волочь на привязи такого ангелочка в почти голом виде?

Служивые, самый старший из них, кажется, состоял в звании капитануса, заказали несколько бутылок рельского самогона, четыре кружки пива и столько же стаканов. О девушке, они видно не заботились — я прочел это по ее пересохшим от жажды губам. Очень может быть, они волокли ее через добрые полпустыни, не давая ни капельки влаги. И давать, похоже, не собирались!

Во мне, человеке достаточно спокойном и тихом (об этом говорит моя профессия), все заклокотало от ненависти. Да будь она хоть врагом народа, но никто не смеет так с ней обходиться, и тем более давать пощечины, как только что сделал один из этих подонков.

Шота направился из-за стойки к новоприбывшим, левитируя перед собой обставленный бутылками поднос. И тут ко мне пришло что-то. Вот бывает такое в жизни — появляется у тебя какой-то неведомый толчок, влечет тебя за собой и кардинально меняет рутинную жизнь. Мой внезапный толчок выглядел следующим образом…

Я встал, отобрал у остолбеневшего Шоты поднос и сам направился к солдатусам. Все это время, пока моя покачивающаяся фигура нетрезво дефилировала среди предметов мебели, девушка испуганно наблюдала за мной. Солдаты, вернее — офицеры, также уставились в мою сторону. Старожилы заведения, привычные к моим «внезапным толчкам» дружно поставили стаканы на столы и загудели, самые старые и битые из них бочком подвинулись в сторону выхода и несколькиъх маленьких окошек по периметру всей барной площади. Шота, первое время попытавшийся ухватить меня сзади за пояс обреченно махнул рукой и подался к стойке. За дубинкой… Наиболее вероятно, что оный дубец рассчитывался на Алешкину (мою) голову, а никак для потенциальных врагов в погонах. За меня бармен не сомневался.

Моя персона подошла, поставила поднос на стол и вежливо поинтересовалась, почему это бравые защитники родины пленили несчастную представительницу противоположного пола и всячески над нею издеваются. Мне в достаточно резкой форме ответили, что это не моего скудного паралитического ума дело, а так же и не дело моего длинного вшивого носа сунуться к благородным офицерам.

В свою очередь, я посоветовал паршивеньким офицерчикам засунуть свои благородные погоны в их же неподтертые военные задницы. После небольшой дискуссии между нами, один из юдистов, кажется, майорус, подло предложил мне бутылкой о голову. Я вежливо уклонился и честно задал ему прямой аргумент по подбородку.

Далее последовали разгромные доводы в мою сторону кулаками, ногами, и даже подносом. Я отмахивался от оппонентов чем только мог — в диалог пошли стол, в процессе — ножка от стола, закончил же я свое вступление разбиванием офицерской морды о грязную стойку. Все это время девушка лежала со стулом у окна, уроненная в процессе дебатов, и наблюдала за мной своими ласковыми голубыми глазами.