Кир Булычев - Великий Гусляр (сборник)

Милица вышла из-за ширмы, неся на руках платье. Она разложила его на столе, оттеснив Грубина на самый край, достала ножницы и задумалась. Потом сказала:

– От моды я отстала. Придется будить Шурочку.

– Да, Шурочка, - вспомнил Грубин. - Она за вас обрадуется.

Грубин остановился за дверью Родионовых, позади Милицы. Та позвонила.

– Они рано встают. Я знаю, - сказала Милица.

– Вам кого? - спросила, открыв, женщина средних лет, чертами лица и голосом весьма схожая с Шурочкой, из тех женщин, что сохраняют стать и крепость тела на долгие годы и умеют рожать таких же крепких детей. Более того, отлично умеют с ними обращаться, не создавая лишнею шума, волнений и не опасаясь сквозняков.

За ней стояли двое парнишек, также схожих с Шурочкой чертами лица.

– Вы к Шурочке? - спросила женщина. - Из магазина?

– Здравствуйте, - сказала весело Милица. - Вы меня не узнаете?

– Может, видела, - согласилась Шурочкина мать. - Заходите, чего в коридоре стоять. Шурка вчера под утро прибежала. Я на нее сердитая.

– Спасибо. Мы на минутку, - сказала Милица. Ей было радостно, что ее не узнали.

– Ваша дочь здорова? - спросил из полутьмы коридора Грубин.

– А что с ней станется? Шура! К тебе пришли!

Женщина уплыла по коридору, и за ней, как утята, зашлепали Шурочкины братья.

– Она меня не узнала! - сказала торжественно Милица Федоровна. - А я только позавчера у нее соль занимала.

Шурочка, заспанная, сердитая после домашнего выговора, выглянула в коридор, приняла при плохом освещении Милицу за одну из подруг и спросила:

– Ты чего ни свет ни заря? Я еще не проснулась.

– Не узнала, - сказала Милица. - И мама твоя не узнала. А его узнаешь? Пойдите сюда, Сашенька.

Грубин неловко ухмыльнулся и переступил раза два длинными ногами.

– Мамочки мои родные! - ахнула Шурочка. - Товарищ Грубин! Неужели в самом деле подействовало?

– Как видите, - сказал Грубин и повернулся, медленно и нескладно, как у портного.

– А как остальные?

Шурочка говорила с Грубиным, а на Милицу даже не смотрела.

– Остальные? - Грубин хихикнул и подмигнул Милице. - Про всех не скажу, а вот одна твоя знакомая рядом стоит.

– Какая знакомая?

Шурочка наморщила лоб, поправила челку, приглядывалась пристально к Милице. Но все равно угадать не смогла.

– То ли меня разыгрываете, то ли я совсем дурой стала, - сказала она.

– Я твоя соседка, Бакшт, - прошептала Милица. - И ты мне нужна. Как сверстница.

– Ой, мамочки! - сказала Шурочка. - Этого быть не может, я сейчас умру, если вы меня не разыгрываете.

– Полно, душечка, - сказала Милица. - У меня на стенке висят акварели. Я там очень похожа. Пошли, время не ждет. Надо уходить, а я без платья. Не в салопе же мне ходить по улицам. Мне придется сообразить что-нибудь из обносков.

– Чудеса, да и только, - говорила Шурочка. - Пойдемте на свет.

Тут она от волнения совсем перестала выговаривать знаки препинания.

– Мы сейчас у меня какое-нибудь платье возьмем, - сказала она, входя в комнату с Бакшт и подводя ее к окну, чтобы разглядеть получше. - Конечно это вы и я отсюда вижу что на акварели это тоже вы но с товарищем Грубиным меньше изменений теперь наука сделает громадный шаг вперед и стариков вообще не будет а с платьем мы что-нибудь придумаем мое возьмете вы тут подождите а я утащу одно наверно подойдет чего возиться только чтобы мама не увидела...

И Шурочка испарилась, исчезла, только слова ее еще витали несколько секунд в комнате.

– Ну вот, - сказала Милица. - Разве она не прелесть?

– Вы обе прелесть, - сказал Грубин, смутился и подошел к окну.

Он вдруг вспомнил, что Мила как-никак персидская княжна и была знакома с Александром Сергеевичем Пушкиным.

Савич сидел за столом, слушая, как щебечет Ванда.

Он уже все осознал и готов был себя убить. И Ванду, разумеется, тоже.

Не прожив и часа молодым, он уже изменил Елене вновь. И снова с Вандой. Как же это могло случиться? Он же специально пил зелье для того, чтобы жизнь пошла по иному пути.

– Никитушка, - Ванда подкралась сзади и поцеловала его в затылок, - я так соскучилась по твоим кудрям, лет тридцать их не видала. Тебе кофе со сливками?

– Все равно, - сказал Савич.

– Сейчас гренки будут готовы. Ах ты мой донжуанчик! А я просыпаюсь - в кровати насильник. С ума можно сойти. А никому не расскажешь. Вот бы покойная мама смеялась!

Ванда носилась по комнате легко, как настоящая нимфа. Правда, теперь Савич уже понимал, что для нимфы она слишком крепка телом и широка в бедрах. Впрочем, кто их видел, этих нимф?

– Пей, мой мальчик, - чашка кофе исходила ароматным паром, гренки были золотыми и на них еще пузырилось масло. - Колбаски порезать?

«Какой нежной она может быть, - подумал Савич. - А я уже и забыл. Надо отдать Ванде должное, она меня любит. А какой стала Елена? Может, еще не поздно? Я ничего ей не скажу. В конце концов ничего не произошло. Мы с Вандой официально расписаны, и она имеет право на супружеские отношения».

Оправдание было неубедительным.

Ванда уселась напротив, в халатике, волосы чернокрылой сумятицей над белым лбом, глаза сверкают, щеки розовые, словно намазаны румянами. И такая в ней была сила здоровья, такая бездна энергии... глаза ее вдруг затуманились, грудь высоко поднялась, и голос стал низким и страстным.

– Мальчик мой, - произнесла она. - Иди ко мне...

«Съест, - подумал Савич, - ей только дай волю, она съест. А в моем возрасте это опасно для сердца. В каком возрасте? Что я несу?»

– Пора идти, - сказал Савич, стараясь не глядеть в глаза жены.

– Куда идти?

– К Елене Сергеевне, - сказал Савич. - Ведь мы не одни были. С другими тоже произошло.

– А какое нам дело до других? - Ванда обежала стол, наклонилась над Савичем, губами щекотала ухо.

– Ванда, не сходи с ума, - сказал Савич. Так бы он сорок лет назад не сказал. Не имел жизненного опыта. - Мы с тобой в коллективе. В любую минуту они могут прийти сюда, чтобы проверить.

Ванда выпрямилась.

– Ой, Никитушка, - сказала она. - Ты что имеешь в виду?

– Ты же понимаешь - надо осознать.

– Осознаю. К Елене спешишь?

– При чем тут Елена?

– А при том. Что я не видела, как ты на нее вчера вечером глядел? Думал, я старой останусь, а вы с ней молоденькими - и сразу любовь закрутите. Что, разве не так? Я ваши шашни сразу раскусила.

– У меня таких мыслей и в помине не было.

Но слова эти прозвучали неубедительно, Савич был как школьник, отрицающий перед мамой очевидное прегрешение.

Ванда криво усмехнулась. Полные розовые губки сложились в презрительную гримасу.

– А я уж решила... я уж думала, что ты меня увидел и понял.

– Понял?

– Понял, что тебе от меня никуда не деться. Тогда я тебя почти не знала - девчонкой была. А сейчас я тебя как облупленного знаю. Не решишься ты ни на что. Даже если она красивее, чем раньше, стала.